Распопова нина максимовна герой ссср интересные факты. Биография
Освоение космоса техникой и людьми стало делом почти обыденным (ну кто из нас вспомнит всех нынешних космонавтов или названия космических кораблей?). Но, согласитесь, космос, бездонно-безбрежный, мглисто-чёрный, блистающий таинственными звёздами, останется неизведанным ещё на дол-о-о-лгие времена и самые дерзновенные, готовящиеся и осуществляемые экспедиции на Луну, Венеру или Марс, да и новые орбитальные полёты будут всегда окутаны завесой таинственности, покрыты флёром героической, дерзновенной романтики, которая не может не волновать даже самые холодные сердца, не будоражить даже самые ленивые умы...
ЕВГЕНИЙ Александрович Кирюшин - человек уникальный, штучный. Он со товарищи (таких наберётся едва ли десяток-другой), ни разу не побывав в "чисто конкретном" космосе, много раз пережил-испытал то, что досталось десяткам лётчиков-космонавтов во время их стартов-полетов-спусков.
А если по-честному - на его долю выпало и поболе. В общей сложности около четырёх лет он провел в условиях, имитирующих то запредельное, один лишь шаг в которое делал героями наших отважных и мужественных космонавтов. А он испытал-пережил даже большее. Именно те перегрузки, передозировки, переизбыток, перебор, перехлёст, перенасыщение, что достались ему, помогли летавшим, сберегли их здоровье, спасли их жизнь...
Но хватит патетики. Расскажем вкратце о сермяжной жизни самарского паренька, которому всемирно известные советские космонавты не раз говорили: "Спасибо, Женя!" Недавно довелось познакомиться с Героем Советского Союза летчиком-космонавтом полковником А. Березовым. Когда в разговоре прозвучала фамилия Кирюшина, Анатолий Николаевич как-то уважительно-раздумчиво произнес, что-то вспоминая: "Кирюшин?.. Да, это из самых первых..."
В 1968-м на срочной службе он попал в учебную часть ВВС. Радовался безмерно, потому как намерен был в дальнейшем поступить в военное училище и стать лётчиком. Медкомиссии - в военкомате, в части - дело привычное: Родине нужны здоровые солдаты. Рядовой Евгений Кирюшин был именно таким. Но когда к ним нагрянула комиссия из Москвы (в числе гостей он впервые в жизни увидел генерала, сразу столько полковников да ещё и женщину-майора!), новобранцы меж собой зашушукались: "В какую-то секретную часть отбирают..." Слово "космос" в тех солдатских пересудах тоже фигурировало - тогда космосом бредили-болели миллионы молодых людей, советская космонавтика небезуспешно боролась за первенство с американцами. В том самом 68-м все искренне горевали, когда погиб наш легендарный Юрий Гагарин.
Тем новобранцам, кого отобрали, сообщили немного - едете в Москву, в "другую часть, связанную с авиатехникой". Попав в столицу, Евгений первое время пребывал в какой-то эйфории: зачарованно смотрел на величественное здание МГУ на Ленинских горах, с волнением и любопытством окунался в бронзово-мраморное великолепие метро... Служба тоже виделась поначалу в радужных красках: солдаты-срочники ходили здесь в красивом "пэша", а не в обычной "хэбэшке", вместо кирзачей - офицерские хромовые сапоги, никакой шагистики - распорядок дня на самодисциплине. Столовая словно кафе, и меню в сравнении с учебкой - роскошное. Скоро они поняли, что их часть-институт занимается чем-то космическим. А когда Евгений увидел в столовой самого... космонавта Валерия Быковского - невысокого роста, в летной куртке, совсем простого, не похожего на киношно-плакатного, - он понял, что космос где-то совсем рядом...
Но отличная кормёжка и лёгкие хромачи - это всё дело десятое. В первые же дни после всевозможных обследований, анализов, тестов их осталось раза в три меньше, чем приехало из-под Винницы. И работа началась интересная и тяжёлая. Всю серьёзность той работы ощущало пока лишь их здоровье. Потом они, молодые парни без высшего образования и специальных знаний, стали осознавать, что делают нечто архиважное, архинужное и архисложное, чтобы страна скорее осваивала космос, чтобы лётчики-космонавты были подготовлены и, что важнее, защищены от всяких непредвиденных ситуаций, угрожающих здоровью и жизни.
Месяца через два-три испытатели заработали, лучше сказать, испытателей задействовали на всю катушку. Начинали с центрифуги. Любой сюжет о предполётной подготовке лётчиков и космонавтов включает кадры вертящейся кабины. Их первым испытанием было вращение до достижения четырехкратной перегрузки - 4g. Потом, после отдыха, дали 12g, в то время как на восьми-девяти у многих начинались серьёзные вестибулярные отклонения. А были и те, кто пробовал 20-кратную перегрузку. Длилось это секундами, но в те секунды человек мог стать инвалидом. И становились - не в секунды, но в ходе какого-то эксперимента. Они должны были взлетать на катапульте, сутками оставаться в зимнем лесу в тех первых, ещё не обогреваемых скафандрах... Когда окончилась срочная служба, он решил остаться в Институте медико-биологических проблем. Слова "испытатель" в его трудовой книжке нет. Их не просто секретили, делали вид, что их у нас вовсе нет. Были они "механиками", "лаборантами". За эксперименты, чреватые необратимыми разрушениями здоровья, получали разовые доплаты. Минута на центрифуге, например, оценивалась в 3 рубля. Много это или мало, если весь эксперимент длился минут 6-7, после которых 2-3 дня они мочились кровью? Да, они были и остаются (кто не ушёл преждевременно в мир иной) обыкновенными людьми. Отличала их от прочего околокосмического люда фанатичная преданность своему уникальному, секретному, жутко опасному делу, более нужному для других, нежели для себя самого.
Удачно войти в эксперимент, провести его до конца (часто это было - сколько выдержишь-вытерпишь-сможешь) и восстановиться после него для очередной работы, то есть, по их выражению, "выйти в ноль". "Кажется, я не выйду в ноль" - эта фраза, сказанная лишь самым близким друзьям, означала приговор самому себе...
Это теперь Евгений Александрович рассуждает устало-удовлетворённо и свысока о тех секундах, и он, как никто другой, имеет на то полное право, поскольку каждую из тех секунд прожил многократно: сегодня в любую из 500 секунд пуска, взлёта, что бы ни случилось, людей можно спасти. Тогда, в 70-х, мало что знали, мало что говорили. Трагедия с Добровольским, Пацаевым, Волковым в 1971 году поставила перед испытателями новые задачи, в первую очередь связанные с разгерметизацией. Эксперименты усложнялись. Для них, испытателей, это означало - возрастала опасность. В мгновения из барокамеры высасывался весь воздух. В те же мгновения должна была включиться вся система скафандра. А если... Тогда кровь могла вскипеть... Тот героический экипаж "Союза-11" погиб, проведя в космосе 49 суток. Последствия разгерметизации были уже известны. А как исследовать изменения, произошедшие за то время, что люди провели в невесомости? На эксперимент пошли Евгений Кирюшин со своим другом и единомышленником Сергеем Нефёдовым (Героями России они станут в один день, спустя четверть века после описываемых событий). Гипокинезия - это когда лежишь головой вниз под углом в шесть градусов. Иммерсия - лежание в воде, завёрнутым в специальную ткань, чтобы не отслоилась кожа, - тоже имитация невесомости. Тяжело в таком состоянии пробыть час. А если дни, недели? У Кирюшина такой эксперимент продолжался... два месяца. При этом они ведь не были бессловесными подопытными существами - они выполняли заданные наблюдения и исследования, фиксировали собственное состояние и ощущения. До эксперимента, в ходе него и после - десятки анализов. И не только измерение давления и взятие крови "из пальчика". Пальцы были исколоты все. Это всё семечки. У них брали пробы мышечной ткани и костного мозга, делали прямое зондирование сердца, давали неведомые "таблеточки"...
Они были первопроходцами в самом прямом смысле этого слова. Аварийные ситуации создавались самые разные. В паре с тем же Нефёдовым "ходили" (это их словечко) на эксперимент с СО2 - углекислотой. Известно, что если на подводной лодке её процент достигает 3,2, то экипаж считается погибшим. Кирюшин с Нефёдовым прошли 3,5 процента, потом 4, потом 4,7... У Евгения пошла носом кровь, Сергей ещё хорохорится, но тоже... А ведь надо ещё работать: выполнять какие-то упражнения, тесты, заполнять журналы. Кирюшин - Нефёдову: "Серега, по-моему - предел..." Тот: "Потерпи немножко!" А сам уже еле-еле... 5 процентов углекислоты! Уже откровенно удивлённо люди в белых халатах разглядывают в иллюминатор "этих чудиков": гляньте-ка, уже 5,2 процента, 5,3, а они ещё живы, ещё работают!..
Первые сутки - как полжизни, по психологическому восприятию. Часа в 3-4 ночи Евгений говорит себе: "Всё! Хватит! Я устал! Я больше не могу! И не хочу!" Это какое-то подсознательное состояние. Потом часик-полтора в полузабытьи, в полудрёме. И вдруг в 6 утра - легче стало. Процент убрали? Нет - приборы показывают всё то же. А там, "за бортом", бригада человек в тридцать "шпарит" - бегают, пишут, анализы делают... Организация чёткая была. Сколько на тех экспериментах кандидатских и докторских защитили!
В общем, в том "шарике" они с Серёгой отработали пять суток, процент углекислоты им снизили до 4, при котором они отбарабанили целый месяц! А когда стали их "спускать" (работали ведь они "на высоте в 5 тысяч метров"), им здорово поплохело. Если после других работ часто стремились к кислородной маске, то сейчас попросили подключить к... СО2. Как в том анекдоте про ущербного горожанина, попавшего на природу: "Дайте дохнуть из выхлопной трубы!"
Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Однажды мы ехали с Евгением Александровичем в одном купе. Жаркое лето, отсутствие вентиляции, духота, пот со всех льёт градом... Кто-то посетовал на "тяготы и лишения". И тут Евгений Александрович вспомнил историю "из жизни". Один эксперимент заключался в том, что при стопроцентной влажности и температуре под плюс сорок они с напарником должны были провести в замкнутом ограниченном пространстве термобарокамеры (условия, говорят, сходные с атмосферой Венеры) трое суток. В пайке - жидкий шоколад и литр воды в сутки. Сознания и физических сил хватало на то, чтобы поднять резиновый коврик на полу и приложиться виском к железной плите...
Мы ехали до Оренбурга полтора суток, а казалось, намаялись так, что хотелось поскорее "выйти в ноль".
Но роптать на обычные житейские трудности было стыдно, поскольку в попутчиках был Герой России, которого мы узнали теперь как одного из "испытателей всего", много лет прокладывавшего другим дорогу в космос, много лет прожившего в этой потной, кровавой, смертельно опасной работе.
Борис КАРПОВ
Фото Владимира НИКОЛАЙЧУКА и из архива Евгения КИРЮШИНА
