Служба в российских вооруженных силах вновь становится престижной - замначальника штаба цво александр линьков.

Порядковый номер — 229 (68).
Количество полетов — 1.
Продолжительность полета — 179 суток 1 час 17 минут 57 сек.
Число выходов в открытый космос — 2.
Продолжительность работ в открытом космосе — 10 часов 47 минут.

Статус — космонавт НПО «Энергия».

Дата и место рождения

Образование и научные звания

В 1970 году окончил среднюю школу № 2 в городе Фрязино Московской обл.

В 1976 году окончил Московское высшее техническое училище (МВТУ) им. Н. Э. Баумана по специальности «Динамика полета и управление», получил диплом «инженера-механика».

Профессиональная деятельность

С 23 апреля 1976 года работал инженером 112-го отдела НПО «Энергия», занимался управлением полетами.

С 1 июня 1976 года работал инженером в 17-м отделе, где занимался разработкой тренажеров и стендов корабля «Союз».

С 1 февраля 1977 года работал в той же должности в 110-м отделе, где был методистом экипажа по корабельной деятельности.

С 8 декабря 1978 по октябрь 1994 года — в отряде космонавтов НПО «Энергия» ; с 8 декабря 1978 года — космонавт-испытатель 110-го отдела; с 1 марта 1982 года — космонавт-испытатель 291-го отдела; с 8 октября 1990 года — космонавт-испытатель 3-го класса.

17 октября 1994 года был отчислен из отряда космонавтов в связи с уходом на пенсию по выслуге лет.

В 2000 году работал председателем координационного совета директоров корпорации «Лэндинг».

Воинское звание

Космическая подготовка

Получил допуск Главной медицинской комиссии 3 августа 1978 года , 1 декабря 1978 года решением ГМВК рекомендован для зачисления в отряд, зачислен в отряд космонавтов НПО «Энергия» приказом МОМ № 439 от 8 декабря 1978 года .

С 1979 по март 1984 года проходил подготовку в составе группы космонавтов по программе «Буран». Занимался эргономикой, разработкой и дизайном пультов управления кабины «Бурана».

С марта 1987 по ноябрь 1988 года проходил подготовку в ЦПК в составе группы для полета на ОК «Мир».

С сентября 1988 года проходил подготовку в качестве бортинженера третьего (резервного) экипажа ЭО-4 на ОК «Мир», вместе с А. Соловьевым.

С 15 декабря 1988 по февраль 1989 года проходил подготовку в качестве бортинженера второго экипажа по программе ЭО-5 на ОК «Мир», вместе с А. Соловьевым. В феврале 1989 года из-за задержки запуска модуля «Квант-2» (в нем находилось СПК — средство передвижения космонавта в открытом космосе) бортинженеры ЭО-5 и ЭО-6 были переставлены местами, так как А. Серебров должен был провести испытания СПК в космосе.

С февраля по 10 апреля 1989 года проходил подготовку в качестве бортинженера основного экипажа по программе ЭО-5 на ОК «Мир», вместе с А. Викторенко. Запуск корабля «Союз ТМ-8» был запланирован на 19 апреля 1989 года. Предусматривалась замена на станции экипажа ЭО-4 (А. Волков, С. Крикалев и В. Поляков). Однако 10 апреля 1989 года решением Госкомиссии полет был отменен, а экипажи ЭО-5 и ЭО-6 восстановлены в прежних составах.

С 10 апреля по 22 августа 1989 года готовился во втором экипаже по программе ЭО-5 на ОК «Мир» вместе с А. Соловьевым.

С 9 сентября 1989 по 26 января 1990 года готовился в качестве бортинженера основного экипажа ЭО-5 на ОК «Мир».

Первый полет

С 11 февраля по 9 августа 1990 года в качестве бортинженера на КК «Союз ТМ-9» и ОК «Мир» (позывной — «Родник-2»).

Экипаж (при старте):
Соловьев А. Я. — К.К.
Баландин А. И. — БИ

Во время полета дважды выходил в открытый космос:
17.07.1990 — продолжительность 7 часов 16 минут.
26.07.1990 — продолжительность 3 часа 31 минута.

Во время первого выхода была сломана петля выходного люка модуля «Квант-2» и шлюзовая камера не была загерметизирована. Во время второго выхода люк удалось закрыть.

Продолжительность полета составила 179 суток 1 час 17 минут 57 сек.

В мае 1992 года был назначен в экипаж для подготовки в качестве бортинженера резервного экипажа по программе ЭО-12 (вместе с В. Циблиевым) и направлен на медкомиссию в ИМБП. Однако 26 июня 1992 года решением ВЭК ИМБП был признан временно негодным по состоянию здоровья и не был допущен к подготовке.

Почётные звания

Лётчик-космонавт СССР (1990).
Герой Советского Союза (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1990 года).
Почетный гражданин города Фрязино.

Классность

Космонавт 3-го класса (1990).

Награды

Кавалер ордена Ленина и медали «Золотая звезда» (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1990 года).
Награжден также чилийским орденом Бернардо О"Хиггинса (La Orden de Bernardo O’Higgins, 2006).

Семейное положение

Отец — Баландин Николай Максимович (1928 г.р.), майор в отставке.
Мать — Баландина (Чинютина) Нина Николаевна (1928 г.р.), учительница, на пенсии.
Сестра — Малькова (Баландина) Людмила Николаевна (1960 г.р.), инженер-геолог.
Жена — Баландина (Гурьева) Лидия Васильевна (1956 г.р.), инженер-экономист РКК «Энергия».
Дочь — Юлия (1984 г.р.).
Сын — Алексей (1990 г.р.).

А. Бринский,

Герой Советского Союза

БАТЯ

Герой Советского Союза

Георгий Матвеевич Линьков

В годы войны партизанский Батя был широко известен населению Белоруссии, западных областей Украины и Польши. Это имя наводило страх на гитлеровских захватчиков. Они в своих приказах, распоряжениях и листовках требовали во что бы то ни стало покончить с Батей и его отрядами.

Сидор Артемьевич Ковпак в предисловии к книге Г. Линькова «Война в тылу врага» писал:

«Героя Советского Союза полковника Г. М. Линькова в Великую Отечественную войну мы звали Батей.

Я знаю его как одного из руководителей наших героических партизанских отрядов, нанесших огромный урон врагу.

С Батей мне приходилось встречаться в глубоком тылу противника и вместе бить фашистов там и тогда, где и когда они этого не ждали».

Впервые это имя появилось в Белоруссии осенью 1941 года. Тогда наш партизанский отряд находился в районе Лукомльского озера на границе Минской и Витебской областей. Обстановка была тяжелая, не было связи с Большой землей. Мы не имели партизанского опыта, не решили еще окончательно, где будем зимовать - в деревнях или в лесу.

В конце сентября до нас дошли слухи, что недалеко от Орши приземлились советские парашютисты и ушли в Березинские леса, к озеру Палик.

Мы отправили несколько групп партизан на поиски. Одна из них встретилась с парашютистами, которых возглавлял капитан Архипов - начальник штаба Бати.

Была темная октябрьская ночь, моросил надоедливый осенний дождик. По мокрой, скользкой дороге мы двигались в Ковалевичский лес на соединение с Батей. Партизаны спотыкались о кочки, древесные корни, шлепали по невидимым лужам. Фыркали усталые лошади. Лениво скрипели телеги в тылу нашей небольшой колонны.

Никто из нас не знал точно расположения лагеря Бати. И вдруг:

Стой. Кто идет?

Навстречу нам выдвинулась группа людей.

Это мы, товарищ Черкасов, Гурецкий отряд, - ответил капитан Архипов.

Потом еще несколько раз строгими голосами окликали нас караульные, прежде чем между деревьями замелькали дымные костры партизанского лагеря. Сопровождавший вас капитан Черкасов показал место, где мы могли расположиться, и ушел. Наши бойцы начали разжигать костры, переобувались, сушили портянки.

Возвратился Черкасов.

Антон Петрович, пойдемте к Бате.

Батя, одетый в синий ватник парашютиста, сидел на толстом бревне, опираясь локтями на колени. Он грел над огнем руки, и руки эти показались мне необыкновенно длинными и цепкими. Сам он в нервном, мигающем свете костра выглядел пожилым - почти старым, да я, по правде сказать, и ожидал увидеть его именно таким, ведь он - Батя. Но у него не было бороды. Я удивился этому и подумал: «А как же его именовать - командир или Батя?» Отрапортовал:

Гурецкий партизанский отряд прибыл в ваше распоряжение.

Здравствуйте, садитесь, расскажите, что у вас за люди? Как вы очутились в тылу врага?

Со всеми подробностями я рассказал Бате о своей службе на западной границе, о том, как мы встретили врага, о героизме наших воинов, о том, как я во главе небольшого отряда, получив задание развернуть борьбу в тылу врага, отделился от выходящей из окружения армии.

Батя слушал внимательно и часто, отрывая глаза от костра, посматривал на меня как-то странно через плечо, склонив голову влево. Глаза поблескивали из-под густых рыжих бровей, и чувствовалась в них несгибаемая воля и настороженность. Когда я стал рассказывать о трудных вопросах, которые вставали перед нами, он заметил:

Пока мы по-настоящему не знаем методов партизанской войны. - Сняв с головы черную ушанку, погладил бритую голову, о чем-то задумался и продолжал: - Но мы их найдем, создадим свою партизанскую тактику.

Беседа затянулась. Батя говорил о Большой земле, о наших задачах, о своем отряде. Рассказал и о себе, о том, как неудачно был выброшен отряд не там, где намечалось. При этом погиб начальник связи, у которого был шифр для радиопередач. В результате все радиостанции отряда могли только принимать вести с Большой земли, а работать на передачу не могли.

Значит, не все мы предусмотрели, когда собирались лететь, - закончил Батя, - а для партизана каждая непредусмотренная мелочь может стоить жизни.

Во время разговора я ближе присмотрелся к нему. Кряжистый, невысокого роста. Широкий лоб, пристальные глаза, сжатые губы. Чувствовался человек твердого характера и большой смелости, но смелости не безрассудной. Он знает, что делает, умеет все рассчитать и взвесить. Я сразу проникся уважением и доверием к своему новому начальнику.

Догорали костры. Партизаны давно уже спали, кто в шалаше, а кто возле костра.

С этого дня наш отряд вошел в состав первого белорусского партизанского отряда особого назначения.

Григорий Матвеевич Линьков родился и провел детство в селе Васильевке Октябрьского района Оренбургской области. Глиняная мазанка Линьковых стояла на самом краю села. Приземистая, полуразвалившаяся, она смотрела на белый свет двумя подслеповатыми глазами-окнами. Отец не имел земельного надела и батрачил у богатых. Тяжело доставался кусок хлеба большой семье.

Десятилетним мальчиком отдали Гришу в школу. Он был способным учеником, но учиться пришлось не долго - всего три зимы…

Началась первая мировая война. Тринадцатилетний паренек остался в доме за старшего. Искал случайную работу в домах зажиточных.

Григорию шел шестнадцатый год, когда он услышал от солдата-инвалида, только что вернувшегося с фронта, новые доселе ему неизвестные слова: «Ленин», «большевики», «революция», «власть Советов». Волна революции докатилась и до села. Богатые притихли, позакрывали окна домов глухими ставнями. Сбежал поп, готовился к отъезду трактирщик. Вернувшиеся с фронта солдаты и сельская беднота организовали ревком.

Не дремала и контрреволюция. В Оренбуржье поднимал голову атаман Дутов. Григорию Линькову не было еще и семнадцати, когда он впервые в жизни получил оружие и стал в ряды вооруженных защитников Советской власти.

Шел февраль 1918 года. Белые казаки хозяйничали вокруг пролетарского Оренбурга. Партизанский отряд, в котором состоял Линьков, шел на сближение с партизанской армией Василия Блюхера, созданной на Среднем Урале.

Первый бой произошел под станицей Верхнеуральской. Григорий ходил в атаку в одной шеренге с бывшими фронтовиками.

Во втором бою, под деревней Осинцево, Линьков был ранен. Его и еще человек пятнадцать партизан отдали местным жителям на лечение. Месяца через полтора он догнал отряд, когда тот уже был в составе армии Блюхера.

В 1918 году Г. М. Линьков вступил в Коммунистическую партию.

Когда вернулся Линьков домой (это было в начале двадцатых годов), его избрали первым председателем Васильевского волисполкома.

Уехал Григорий из села в 1924 году в Оренбург и стал слушателем совпартшколы. После окончания ее домой не вернулся, а стал учиться дальше. В 1931 году окончил рабфак и уехал в Москву. Там окончил технический вуз, учился в военной академии.

До войны Линьков работал военным инженером, испытывал новые артиллерийские приборы. 14 июля 1941 года он подал рапорт командованию, просил, чтобы послали за линию фронта… Отказ. Новое заявление, но уже в Центральный Комитет партии. Ответ пришел 17 августа, а на другой день он получил приказ: приступить к подбору добровольцев и готовиться к отправке в тыл врага.

Серый рассвет едва пробивался между деревьями, когда я построил Гурецкий отряд. Батя поздоровался. Бойцы ответили дружно, а он строго оглядел шеренги, замечая и плохую выправку, и неряшливый вид, и разговоры в строю. Вытянулись под его взглядом правофланговый великан Михайлюк, сутулый Перевышко, стал серьезным шутник Пат. Батя пошел вдоль строя, подробно расспрашивая бойцов о прежней их жизни и работе, интересуясь даже мелочами. Казалось, что он своими проницательными глазами хочет заглянуть в самую душу человека, чтобы узнать каждого, понять, оценить, на что тот способен.

Все это - и взгляд, и внушительная фигура, и строгая внимательность к людям - произвело на бойцов сильное впечатление. Правда, сначала они так же, как и я, были несколько удивлены и, пожалуй, даже разочарованы, увидев своего нового начальника без бороды, но потом почувствовали, что он именно Батя. Это несколько грубоватое, но по-своему нежное слово лучше всего характеризует то глубокое доверие, с каким относились к Линькову партизаны. Много мне пришлось слышать разговоров на эту тему, но вернее всех сказал Саша Волков, новый мой адъютант:

Если Батя с нами, то будь мы хоть у черта на рогах - не пропадем.

Мы тоже почувствовали это с первого дня пребывания в отряде Бати и не ошиблись. На протяжении трех лет руководил он борьбой народных мстителей с гитлеровскими захватчиками. Личным примером, не щадя своей жизни, учил он партизан быть смелыми, беспощадными, стойкими. Он передавал нам свой богатый опыт старого коммуниста, партизана гражданской войны, опыт охотника и следопыта. Созданные и обученные им отряды действовали почти по всей Белоруссии, в западных областях Украины, в Польше. Они внесли значительный вклад в дело разгрома фашистских захватчиков.

Вскоре после нашего присоединения к его отряду он сказал мне:

Завтра вечером организуем народное ополчение в Липовце. Надо продумать текст присяги для ополченцев.

Наша разведка еще днем сообщила, что немцев в Липовце нет, а старосту, которому заранее было поручено собрать людей, партизаны знали, как надежного человека. И все-таки мы двигались к деревне тихо, скрытно окружили ее, выставили заслоны.

Моросило. Стояла непроглядная темнота - ни огонька, ни звездочки. Но деревня была полна приглушенных звуков. Когда мы вошли в дом, там уже находилось много народа. С трудом протиснулись к столу.

Григорий Матвеевич окинул взглядом собравшихся и начал говорить о положении на фронтах, о том, что фашисты рвутся к Москве, но наша столица превращена в неприступную крепость. Всего месяц назад он сам был там и видел, как создается народное ополчение. Сотни тысяч людей взялись за винтовки. Многие тысячи женщин и подростков с лопатами и топорами строили вокруг города доты, дзоты, копали противотанковые рвы, окопы, сооружали непроходимые линии надолб. Под огнем вражеской артиллерии и авиации они выполняли свое патриотическое дело. Жители оккупированных немцами областей не могут оставаться в стороне от всенародной борьбы с захватчиками. По примеру москвичей и ленинградцев они должны создавать группы народного ополчения. Все мужчины призывного возраста обязаны активно участвовать в этих группах, а остальные - помогать им. Вот и в Липовце создается группа народного ополчения.

Не надо думать, - говорил Батя, что гитлеровцы кошки, а мы мышки и нам нужно от них спасаться. Наоборот, мы - хозяева, мы на своей земле, а они - разбойники, воры, и пусть им будет жутко на нашей земле, пусть их ожидает смерть под каждым кустом, у каждого дома. Бейте их, вредите им, и они будут вас бояться.

Люди слушали, затаив дыхание. Лица их были строги, внимательны и тревожны. Чувствовалось, что они понимают всю сложность и трудность положения.

По просьбе Бати в хате остались ополченцы и мы.

Товарищи ополченцы, - сказал Батя, - сейчас вам зачитают присягу и примут ее от вас. После принятия присяги получите первое боевое задание… Товарищ Бринский!

Я вышел на середину хаты и стал медленно читать присягу. Ополченцы встали, повторяя за мной каждое слово. Головы были обнажены, лица торжественны и суровы. Люди знали, что, давая эту клятву, они включаются в тяжелую борьбу с сильным и жестоким врагом. И они особенно твердо произносили: «Я клянусь, что буду до конца предан своему народу. Я клянусь, что буду мстить врагу за честь Родины, за слезы матерей, жен, детей».

Когда затихли слова, присяги, ополченцы все еще стояли с непокрытыми головами. Батя объявил, что в эту же ночь группа должна уничтожить телефонную связь между Холопеничами и Краснолуками, подпилить сваи мостов на дороге Краснолуки - Столбец.

Такие же группы народного ополчения мы создавали и в других деревнях.

…Вспоминается примечательная мелочь. На следующий день после нашего присоединения к Бате мне пришлось завтракать из одного котелка с ним. Хлебая жидковатый пшенный суп, он говорил:

Эх, ухи бы!.. Ведь вы на самом озере жили, привезли бы рыбы. Какую бы уху мы сварили!

Я, Григорий Матвеевич, в этом деле не специалист.

И много теряете. Вы не знаете, что такое уха! Когда-нибудь я вам приготовлю настоящую рыбацкую. Это не то, что вам жена дома готовит.

Когда кончили завтракать, Батя собрал с плащ-палатки хлебные крошки, потряс их на ладони и бережно опрокинул в рот. Это меня окончательно покорило - вспомнился отец, который, бывало, так же вот бережно собирал после обеда крошки дорогого, потом добытого крестьянского хлеба.

Вскоре на границе Витебской и Минской областей под командой Бати действовало четыре отряда. Их активность с каждым днем нарастала. Людская молва несла добрую славу об их делах, а захватчики все острее ощущали их удары. Каждый день партизанские группы выходили на боевые операции. Телефонно-телеграфные линии регулярно выводились из строя. Был уничтожен ряд мостов. Засады на дорогах Борисов - Лепель, Бегомль - Лепель отучали оккупантов свободно разгуливать по советской земле. Иногда и значительные силы противника подвергались на этих дорогах нападению партизан. Так наш отряд отбил у фашистского конвоя колонну военнопленных. Другой отряд устроил засаду на колонну гитлеровцев в Гороховском лесу. В результате засады более двухсот немецких солдат и офицеров были убиты, многие ранены. В населенных пунктах фашисты уже не могли чувствовать себя спокойно. Партизаны обстреливали немецкие гарнизоны, делали налеты на них.

Нам стало известно, что в село Велевщина прибыл из Лепеля карательный отряд гитлеровцев и что утром они пойдут в облаву на Нешковский лес, где находились наши отряды. Вечером Батя сказал:

Пойдем погоняем фашистов в Велевщине, чтобы неповадно им было появляться в наших лесах… А кстати, новичков проверим.

Накануне к нам прибыло около пятидесяти человек, еще не испытанных в деле.

Было подготовлено три группы. Ночью, пройдя более двенадцати километров, мы еще затемно подошли к Велевщине. Кругом стояла тишина. Группы заняли указанные им места и начали окапываться. С нашей группой находился и Батя. Для засады мы выбрали ельник в полукилометре от села, рядом с дорогой, а за дорогой было чистое поле. Быстро окопались и стали ждать врага. Ночь была тихая, морозная. Мы основательно озябли. На рассвете стали слышны шум в селе, неясные слова немецкой речи, звон котелков. Потом увидели, как немцы ходят по селу.

Вскоре показалась группа немецких велосипедистов. Они ехали по два в ряд по дороге, проходившей возле нашего ельника. Батя приказал приготовиться, но без его команды огня не открывать. Фашисты приближались к нам, ничего не подозревая. Вот уже не более сотни метров остается между нами и карателями, а Батя молчит и только дуло его автомата медленно двигается, очевидно, он держит на мушке переднего велосипедиста. И только тогда, когда расстояние от нас до фашистов сократилось примерно до тридцати метров, Григорий Матвеевич дал длинную очередь. По этому сигналу открыли огонь и остальные партизаны. Гитлеровцы валились с велосипедов или спрыгивали с них, ища укрытий по обочинам дороги. Несколько карателей бросились бежать в село, но их нагнали партизанские пули.

Батя поднялся во весь рост и крикнул:

Мы вам не мыши, сволочи!

Находившиеся в селе фашисты развернулись в цепь и, стреляя на ходу, двинулись на наш ельник. Заговорили минометы. Мины рвались рядом с нами.

Григорий Матвеевич приказал отходить в заболоченный лес. Немцы добежали только до его опушки, дальше идти не осмелились. А мы, двигаясь лесом, вышли севернее села в том месте, где находилась в засаде группа капитана Черкасова.

Тем временем у ельника фашисты подобрали убитых и раненых, погрузили их на подводы и поспешно покинули Велевщину. Но едва они подъехали к лесу, мы обстреляли их снова. Каратели вынуждены были вернуться в село и выбрались на лепельскую дорогу, где попали под огонь группы капитана Архипова…

Гитлеровцы отказались от облавы, с трудом и большими потерями вернулись в Лепель.

Батя был доволен операцией и, объявив благодарность ее участникам, снова напомнил нам, что лучше самим нападать, чем ждать нападения противника.

Оккупационное начальство бросило на борьбу с отрядами Бати, кроме полицейских команд, пехотный полк, усиленный танками, бронемашинами и минометами. Батя был доволен этим. Он говорил:

Это хорошо, одним полком будет меньше на фронте. Надо, чтобы побольше полков Гитлер бросал не на фронт, а на партизан.

Чтобы не прекращать боевых партизанских операций, отряды отошли в глубь Белорусского государственного заповедника, в чащу лесов, в лабиринт болот, ближе к Березине.

Сначала Батин штаб расположился в поселке Нешково - центре заповедника. Отряды заняли подступы к Нешкову, вырыли окопы, оборудовали огневые точки.

Конечно, мы понимаем, что нам тут долго не удержаться, - говорил Батя, - но бой примем, чтобы заставить врага уважать нас. Пусть он боится леса. Без боя нам все равно не уйти…

Два дня кружились немецкие самолеты над нашим лесом, искали партизанские лагеря. По приказу Бати в стороне от лагерей были разложены костры, которые ясно видели летчики. Эти костры они бомбили и обстреливали. Но замаскировать поселок Нешково было невозможно. Ему здорово доставалось от самолетов. Пришлось перенести штаб в новый лесной лагерь.

А кольцо фашистских карателей все стягивалось. Все дороги были заняты ими, они наступали со всех сторон.

Мы еще ночью заняли оборону. На рассвете начался бой. Кругом трещали пулеметы, рвались мины и гранаты, по дорогам тарахтели танки. Мы держались до полудня, когда Батя приказал отходить, но не по дорогам, а по лесу, через трущобы и болота.

Немцы, пытавшиеся преследовать нас, вскоре отстали, но нам нелегко было продолжать движение по осенней распутице и бездорожью. Погода была холодная, сверху падал снег, а под ногами ломался тонкий лед. Мы проваливались в вязкую жижу болота по колено, а иногда и по пояс. Мокрая одежда замерзала, коробилась и хрустела на каждом шагу. Ночью, мокрые и голодные, выбрались мы на случайный островок и устроили там привал. Зажгли костры, сушились, отдыхали.

Батя тоже пристроился возле одного из костров. Он воспользовался привалом, чтобы собрать наших коммунистов и предупредить их о том, что если сейчас трудно, то будут моменты еще труднее. Коммунисты должны помнить это и всеми мерами поддерживать бодрость партизан, дисциплину и сплоченность.

Обстановка тяжелая, - убежденно говорил он, - но не безнадежная. Враг занял все выходы и надеется, что мы пропадем в этих болотах. Этого не будет. Мы выберемся и докажем врагу, на что способны советские партизаны.

Батя разбил партизан на пять групп, чтобы фашисты, гоняясь за ними, разбросали свои силы по разным направлениям. Наши две группы он сам повел на восток. Двое суток мы осторожно двигались по лесам и болотам. Негде было отдохнуть как следует, нечего было есть. Ни в один населенный пункт нельзя было показаться, в них находились фашисты.

К утру третьего дня мы остановились недалеко от села Островы. Выбрали сухое место для дневки, разложили костер, грелись, как могли. Настроение было подавленное.

Вероятно, и Батя чувствовал себя неважно. Но как только рассвело, он встал, сбросил ватник и, оставшись в одной рубашке, не обращая внимания на погоду, принялся за свою ежедневную гимнастику. Он занимался своим делом, будто ничего в отряде не случилось, будто это обыкновенный день на партизанской базе. Бойцы смотрели на него сначала с удивлением, а потом, когда Батя, окончив гимнастику, снял рубаху и начал умываться по пояс, многие партизаны вспомнили, что и они - закопченные, грязные после боев и походов - давно не умывались. Один за другим потянулись люди к неширокой осушительной канаве и начали приводить себя в порядок. А Батя как ни в чем не бывало продолжал туалет. Вынул бритву, кисточку, мыльницу, зачерпнул в котелок воды. Брился он без зеркала, сидя на бревнышке и устремив куда-то в пространство сосредоточенный взгляд. И брил не только бороду, но и голову спокойно, аккуратно, не торопясь. Невозмутимое спокойствие и будничная деловитость Бати невольно передавались другим. И казалось, что, смывая с себя грязь и копоть, соскабливая со щек мыльную пену и щетину, люди освобождаются от усталости, подавленности и сомнений, которые мучили многих после вчерашнего тяжелого дня.

Батя вывел отряды из окружения почти без потерь.

Первая партизанская зима была для нас особенно трудной. Кругом вражеские гарнизоны. Частые облавы на нас. Не было у нас опыта жизни и действий в тылу врага в зимних условиях. Не было и связи с Большой землей. Но все верили, что не пропадем.

Наши отряды действовали на территории трех районов: Лепельского, Чашникского и Холопеничского. Центральная база - так мы называли штаб, возглавляемый Батей, - находилась в гуще лесных массивов, среди березинских болот. Там каждую ночь жгли костры, ждали самолетов из Москвы. Надеялись, что нас будут искать и дадут нам связь. Батя направил через фронт несколько групп партизан. Мы верили, что хотя бы одна из них доберется до Москвы. И действительно, вскоре после того, как группа Диканева перешла линию фронта, к нам прибыли радисты с рациями и шифром. Нашей радости не было предела.

К маю отряды Бати значительно выросли и своими действиями охватывали огромную территорию. Они оперировали под Полоцком, Молодечно, Борисовом и Оршей. Центральная база оставалась на старом месте.

И мы уже были не одни. Рядом с нами возникли отряды Заслонова, Воронова, Кузина и несколько мелких партизанских групп. Зная их работу, Григорий Матвеевич считал, что они и без нас здесь справятся. А мы, хорошо снабженные взрывчаткой и связанные по радио с Большой землей, могли и должны более активно помогать нашему фронту, расстраивать или совсем парализовать работу основных коммуникаций противника и важнейших железнодорожных узлов.

В Полесье такие же непроходимые места, как и здесь, но зато там сколько железных дорог! - говорил Батя, развертывая карту. - Барановичский узел. Брестский. Лунинец. Калинковичи. - Он водил пальцем по карте и остановился на маленьком пятнышке севернее Пинска. - Вот куда надо идти. Выгоновское озеро - оно будет ориентиром для самолетов связи с Большой землей. И от него рукой подать до Бреста, до Барановичей, до Калинковичей, до Лунинца.

Так было принято решение идти на запад.

Перед выходом Батя собрал коммунистов на лесной поляне и беседовал с ними о сложности и трудности предстоящего пути. Сотни километров лежат перед нами. Пойдем мы лесами, болотами, будем обходить населенные пункты, никому не попадаться на глаза. Каждый должен будет нести не менее двадцати килограммов груза: взрывчатку, боеприпасы, продукты. Отряд будет разбит на боевые группы. Возьмем с собой только самых выносливых. Местные жители, которые пойдут с нами, оставят здесь свои семьи. Каждому коммунисту надо много поработать со своими товарищами. И пусть все запомнят как важнейшее правило: отстающих не должно быть, лучше умереть, чем отстать.

Двадцать первого мая 1942 года наша колонна под командой Бати двинулась по азимуту к Березине, через моховые болота, широко раскинувшиеся впереди. В густых коврах мха, под которым ощущалась еще не оттаявшая почва, партизаны вязли по щиколотку, по колено, спотыкались, но упрямо шли. Батя, казалось, не знал, что такое усталость, и с легкостью, удивительной для его возраста, шагал или даже прыгал по кочкам.

На другой день пришлось идти по пояс в болотной воде под проливным дождем. Но никто не отставал. К половине дня выбрались на сухой островок недалеко от Березины, где стоял когда-то хутор Лубинка, а теперь чернело пожарище. Тут был устроен привал перед переправой через Березину.

Ближе к реке идти стало хуже. Талая вода затопила луга, кустарники, берега исчезли. Вооружившись длинными шестами, мы нащупывали перед собой дорогу. И Батя с таким же шестом шагал впереди. Вода была нам по пояс, иногда подымалась и выше. После дождя подул свежий ветерок, пронизывал нас насквозь. А люди с тяжелым грузом продолжали идти в сосредоточенном молчании, только слышны были всплески воды.

Готовясь к переходу, Батя запросил, чтобы ему выслали из Москвы водные лыжи, рассчитывая, что на них можно будет и по болотам ходить, и через реки переправляться. Однако по этому поводу было много сомнений. В некоторых клубах в спортинвентаре видели мы одну-другую пару таких лыж, знали, что есть любители этого вида спорта, но их насчитывались единицы. Какого-нибудь практического применения водные лыжи не имели. Вероятно, и сам изобретатель, и специалисты-спортсмены даже не предполагали, что мы будем пользоваться лыжами в боевых условиях, что эти лыжи будут приняты на вооружение партизан-разведчиков и подрывников. По способу Бати наши воины переправлялись на водных лыжах через Неман, Днестр, Припять, Буг, Вислу и многие другие реки.

Первоначальное испытание лыж принесло много разочарований. Человек становился на лыжи, прикреплял их к ногам и… перевертывался в воду вниз головою, а лыжи, легкие, надутые воздухом, плавали на поверхности. Требовались большая тренировка, особое умение, какое-то усовершенствование…

Для переправы через Березину Григорий Матвеевич выдумал свой способ пользования этими лыжами. Палками скрепляли три лыжи, получалось нечто вроде плотика, достаточно устойчивого и способного выдержать тяжесть любого человека. Спереди и сзади к плотику привязывали парашютные стропы, и он превращался в небольшой паром. Оставалось только переправиться на нем на ту сторону реки, а потом перетягивать плотик туда и сюда столько раз, сколько потребуется. И все оборудование этого парома - три лыжи и стропы - легко укладывалось в обычную сумку от противогаза.

Трудность представлял первый рейс, и Григорий Матвеевич решил сделать его сам. Отдав одному партизану конец веревки, он сел на плотик, а потом для большего удобства улегся на нем и, гребя руками, медленно поплыл через реку. Течение сносило плотик, поворачивало его, а у пловца не было ни весел, ни руля. Партизаны, не отрываясь, следили за каждым движением Бати, за легким покачиванием плотика, за веревкой, плескавшейся на воде.

Доплыл!.. Вылезает!.. Готово!..

Все облегченно вздохнули…

Батя был знатоком леса. Он умел увидеть и услышать в лесу много такого, чего не видят и не слышат другие, и не раз удивлял нас этим умением. Зимой 1942 года мы ехали на встречу с подпольщиками в деревню Липовец. Вдруг Батя остановил ездового, вышел вперед, стал внимательно прислушиваться. Над лесом кружились вороны, каркая, они пролетали недалеко от дороги.

Сворачивай, поедем в Ковалевичи, в Липовце - немцы, - сказал Батя, - вороны зря не летают.

Потом выяснилось, что в Липовце действительно дожидались нас каратели.

В другой раз Батя разбудил меня метельной ночью. Выйдя вдвоем из землянки, мы стали прислушиваться. Издалека доносился голос филина - нашего лесного соседа. Сначала это было глухое и протяжное «У-гу-гу», а потом филин зачастил: «Ууу!.. Ууу!.. Ууу!..»

Там кто-то чужой, - сказал Григорий Матвеевич. - Слышите, как кричит? Беспокоится. Поднимайте людей по тревоге.

Отряд ушел на запасную базу, а на рассвете мы услышали, как рвались гранаты в покинутом нами лагере. От карателей, подкравшихся ночью, партизан спасло Батино знание леса.

В половине мая 1942 года я был вызван из-под Борисова на Центральную базу, которая тогда находилась на лесном острове среди березинских болот, в четырех километрах от большака Бегомль - Лепель. На большаке, на мосту, стояла постоянная немецкая охрана, ее было видно с опушки леса. В пяти километрах севернее базы, в селе, находился крупный гарнизон немцев и полиции. Наших часовых мы встретили не более как в полуторастах метрах от лагеря.

Вы очень беспечно живете, почти без охраны, - сказал я Бате.

Почему без охраны? - ответил он. - Видишь, вон и вон журавлиная стая, она нас и охраняет… Гляди!

Батя посчитав, что я принял его слова за шутку, подозвал одного партизана:

А ну-ка, подойди к журавлям.

Боец пошел. Но едва он добрался до открытого места, караульный журавль из ближайшей стаи остановился, вытянул шею, курлыкнул что-то и вся стая зашевелилась, заговорила на своем языке. Птицы поднимали головы, опускали поджатые ноги и переминались с ноги на ногу, словно собирались убежать или улететь. А вот и в самом деле с недовольным курлыканьем, с тяжелым шумом крыльев, вся стая снялась с места. И соседняя с ней тоже насторожилась, и по всему болоту пошел журавлиный говор.

Ну как? - спросил Батя.

Да, - признался я, - охрана надежная.

А вот что случилось после переправы через реку Березину. Западный ее берег оказался не лучше восточного. Остаток ночи мы шли по лужам, и казалось, что конца им не будет. А мы так устали, так хотелось выйти на сухое место, отдохнуть, обогреться, перемотать портянки. Батя по-прежнему шел впереди с шестом в руках. И вдруг где-то вправо от нас закуковала кукушка. Батя остановился.

Вскоре мы и в самом деле вышли на сухой островок, устроили привал, обсушились.

И сколько еще было таких случаев, когда Батин опыт охотника, следопыта, знатока природы помогал партизанам и даже спасал от гибели.

Наш рейд на запад, продолжавшийся полтора месяца, был закончен. Мы вышли на Полесье. За это время боевой счет наших отрядов увеличился на 32 взорванных эшелона. Да еще было разогнано несколько сельских управ, разбит ряд обслуживающих захватчиков маслобоек, смолокурен, всякого рода заготовительных пунктов, баз и складов. Само собою разумеется, что во время долгого и трудного пути нам нередко приходилось вступать в бой с фашистами. Большая работа была проведена партизанами среди населения западных областей Белоруссии. В пройденных нами местах возникло несколько новых партизанских отрядов.

По мере продвижения на юго-запад наш голос по радио слышали в Москве все слабее и слабее - мощности нашей рации не хватало. Это затрудняло связь. А от Выгоновского озера, куда предполагал выйти Григорий Матвеевич, нас, вероятно, и совсем не услыхали бы. Поэтому мы решили переменить направление движения отряда и местом для новой Центральной базы назначили район Червоного озера на северо-западе Полесской области, недалеко от старой советско-польской границы. Там были такие же пустынные места, густые леса и большие болота.

Там и остался Батя со своим штабом. Боевые отряды расположились ближе к железнодорожным узлам и начали свою разрушительную деятельность на важнейших коммуникациях противника. Гитлеровцы пытались бороться с партизанами, предпринимали карательные экспедиции и облавы, засылали в наши отряды своих специально подготовленных агентов, но справиться с народными мстителями не могли. Батинцы продолжали свою работу в ряде областей Западной Белоруссии и на Украине.

В ноябре я с небольшой группой партизан шел от Выгоновского озера на Центральную базу. Переправившись через Случь, мы узнали, что Батя строит в лесу не просто посадочную площадку, а настоящий аэродром для приема самолетов с Большой земли. Мы направились к месту будущего аэродрома.

День был пасмурный. Моросило. Поляна, выбранная Батей для аэродрома, действительно напоминала строительную площадку. Наперебой стучали топоры, звенели пилы, падали на краю поляны могучие сосны. На лошадях перевозили куда-то свежие бревна. Лопатами, плугами и боронами ровняли площадку, трамбовали ее, укладывали дерном. Более двухсот человек было занято на этой работе.

Среди строителей я заметил Батю в старой распахнутой кожанке, в шапке, съехавшей набок. После приветствий он повел нас показывать строительство.

Здесь будет посадочная площадка. Эти сосны оставим, под них можно при случае закатить самолет, чтобы его сверху не увидели. А здесь выроем землянку для охраны. А тут склад…

Он предусмотрел все и все хотел сделать по-настоящему, строго по чертежам.

После обеда мы сидели в землянке. Батя раскинул карту. На ней красным карандашом был нанесен путь наших отрядов. Батя показывал места расположения отрядов. Это мне было известно и раньше, но только теперь, глядя на карту, я воочию представил себе всю широту организаторской работы Бати. Отряды были разбросаны от Полоцка до Луцка и от Днепра до Западного Буга. Я не знаю другого партизанского соединения, которое бы так широко разветвилось, как соединение Бати.

Вскоре Григорий Матвеевич улетел на Большую землю. Но его отряды продолжали называть отрядами Бати. Их стало еще больше. Они находились на Висле, дошли до Одера, побывали в Чехословакии.

Батя улетел, но мог ли он - такой беспокойный и деятельный человек - долго оставаться на Большой земле? Недаром ведь в начале войны он сам для себя выбрал наиболее опасную и наиболее трудную работу. Он должен был к ней вернуться. И действительно, в мае 1943 года под Брестом появился новый командир партизанских отрядов. Фамилия его нам была незнакома, но по делам, по почерку, как говорится, мы узнали возвратившегося в тыл врага Григория Матвеевича Линькова - партизанского Батю.

1965 г.

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА СТАРШИНА П. ЧИЯНЕВ Первые дни Сырая низина. Копнёшь на два штыка, и уже выступает вода. Полоска земли шириной в один километр по берегу реки, маленький посёлок, домиков пятнадцать, да ещё несколько отдельных домиков на совершенно открытой ровной