Протоиерей Кречетов Валериан Михайлович: биография, книги и интересные факты. Протоиерей Валериан Кречетов - «Старайтесь жить так, как Бог даст Валериан кречетов

Отец Валериан Кречетов в селе Акулово Одинцовского района является настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы.

Писатель, духовник, проповедник, утешитель скорбящих душ православных. И это далеко не все титулы протоиерея Кречетова Валериана.

Биография

Протоиерей Валериан Кречетов родился 14 апреля 1937 года в г. Зарайске. У него было 2 брата. Обучение в школе Валериан закончил в 1959 г.

Его мать Любовь из Коробова была старообрядкой. Его отец Михаил был сосланным бухгалтером, отбывавшим срок в лагере на Соловках вместе со священнослужителями и митрополитами. Во время войны он воевал на фронте. А после ее окончания отучился в духовной семинарии и в 54 года стал священником.

Образование

Кречетов Валериан имеет как светское, так и духовное высшее образование.

1959-1962 гг. - учеба в МЛТИ. Отец всегда наставлял своих сыновей на путь истинный и готовил их к священству. Он говорил: прежде рукоположения нужно приобрести светское образование, чтобы выжить в тюрьме. Ведь раньше священнослужителей очень часто преследовали и сажали в тюрьмы. Братья выбрали лесной институт, т. к. осужденных отправляли на лесоповал. Затем Валериан вызвался осваивать целину. Стал штурманом Военно-Воздушных сил, но работал инженером в лесхозе. Вскоре он женился. Женой Кречетова Валериана стала Наталья Константиновна Алушкина.

1962-1969 гг. - учеба в МДС. Через некоторое время Кречетов Валериан перевелся работать инженером в Патриархию, откуда поступил в семинарию. За один год он экстерном смог сдать экзамены за четыре курса семинарии.

Хиротония

• 21 ноября 1968 г. - диаконская хиротония.
• 12 января 1969 г. - диакон Валериан рукоположен во иерея. Таинство хиротонии совершил епископ Дмитровский Филарет.
• 1969-1973 гг. - учеба в МДА.

Приходы

Первый приход отца Валериана - Спасо-Преображенский где он отслужил 1.5 года.

Второй приход - храм Покрова Пресвятой Богородицы в с. Акулово, где служит и поныне.

Настоятельство - с 1970 года.

Приход прот. Валериана Кречетова

Как попасть к отцу Валериану? Приход где служит проповедник, находится в небольшом с. Акулове. Акуловский храм не закрывался с 1807 года. В тяжелые репрессивные годы богослужения велись в приделе св. Николы Чудотворца. Этот храм стал в то время духовным оплотом, где находили пристанище гонимые священнослужители и многие верующие москвичи.

С 1970 г. настоятелем здесь является отец Валериан. Батюшка настолько располагает к себе, что к нему на богослужение съезжаются с разных концов Москвы и Подмосковья. Приходская паства с каждым годом только увеличивается, появляются многодетные семьи, которые в полном составе посещают храм. Кроме пастырских трудов по окормлению прихожан, отец Валериан Кречетов несколько десятков лет нес епархиальное послушание: был епархиальным духовником. В 2010 году он стал членом Межсоборного присутствия РПЦ.

Благоустройство

За время служения в храме батюшки церковь и его территория приобрели ухоженный красивый вид. Трудами настоятеля были отреставрированы и построены многие объекты. Он руководил:

• Постройкой Дома для церковных работников (притча). На 200 кв. м расположились просфорная, трапезная, кухня.
• Благоустройством территории, принадлежащей Воскресной школе. Кроме того, территория была украшена цветником.
• Реставрацией Были отреставрированы наружные и внутренние стены, купола, колокольни, подвальные помещения.
• Постройкой крестильни с баптистерием.
• Благоустройством территории воскресной школы. Кроме украшения территории цветниками, воскресной школе была подарена точная копия Чудотворной иконы Пресвятой Богородицы «Неупиваемая чаша».
• Постройкой и росписью храма, освящённого в честь Новомучеников и Исповедников Российских. Новый храм был освящен на 200-летие основного храма в 2008 году. Освящение храма совершал
• Асфальтированием стоянки и церковного погоста.
• Проведением в воскресную школу центрального водоснабжения.

Общецерковная деятельность

Отец Валериан не только «добрый пастырь своих овец», ответственный настоятель, трудолюбивый строитель, он возрождает миссионерскую, катехизаторскую деятельность. По его благословению прихожане ведут активную социальную политику, в частности, они принимали непосредственное участие в ремонте воскресной школы, посещают стариков в домах престарелых.

Воскресная школа

При воскресной школе открываются различные кружки и секции, например, дети занимаются рукопашным боем, валянием шерсти, художественным вязанием, изобразительным искусством, прикладным рукоделием, фотографией, конструированием. Они поют в церковном хоре, ставят театральные постановки. Воспитанники с удовольствием отправляются в паломнические поездки.

В 2003 батюшка создал воскресную школу для взрослых. Они посещают Библейско-богословские курсы им. Сергия Радонежского.

Воскресная школа имеет три детских и одну взрослую группы. Общее количество детей - примерно 80 человек, а взрослых - 50 человек.

В воскресной школе проходят занятия по воскресным дням по Закону Божьему, по Основам православной нравственности, по Катехизису. А взрослые слушатели прослушивают курс по Основам православного мировоззрения.

Палаточный лагерь «Солнышко»

В летнее время воспитанники ВШ проводят свои каникулы и набираются физических и духовных сил в Летнем семейном палаточном лагере «Солнышко», который располагается в лесу в живописном месте на озере Селигер в Тверской области. Любые коммуникации здесь отсутствуют. Находясь в лагере, дети и взрослые усваивают на практике православный образ жизни на основании евангельских заповедей. Они ежедневно молятся, принимают участие в богослужении, поют и читают на службах, соблюдают посты, участвуют в оздоровительных, спортивных, культурно-воспитательных мероприятиях.

Священники ратуют за регулярное проведение миссионерских и катехизаторских бесед и лекций, за организацию паломничеств к святыням и историческим местам.

Библиография

Что говорят прихожане о своем духовном отце, каковым является протоиерей Валериан Кречетов? Отзывы всегда благодарственные, добрые. Кроме основной службы, митрофорный прот. Валериан является духовным писателем, чьи книги ищут с большим ажиотажем и читают с неподдельным интересом, о чем можно прочитать в отзывах и услышать от прихожан. Книги Валериана Кречетова обращены к широкому кругу православных читателей. Некоторые хотят получить духовное утешение, другие - совет, а третьи - вразумление и наставление. Каждый найдет то, что ему по душе. Представляем аннотации некоторых из книг.

• "Изведи из темницы душу мою", 2012 г.

Книга адресована разным категориям людей: от начинающих христиан до воцерковленных прихожан. Душа человека нуждается в духовном росте. Каждый раз, побеждая грехи и делая усилия над собой, мы поднимаемся на одну ступеньку выше на пути к спасению. При этом соблюдение поста и искренняя регулярная молитва являются главными помощниками на пути восхождения.

• "Как нам обустроить себя?", 2013 г.

В книге отец Валериан учит соединять движение ума и сердца во единый порыв. Наше сердце и наш ум должны одновременно хотеть просимое у Бога. Тогда мы сможем получить то, что просим. Автор проводит параллель наших душ с душами святых. Души святых всегда настроены на одну волну, а нас все время куда-то заносит: то влево, то вправо. Родители должны сами заботиться о своих душах и детей наделять чистым и светлым наполнением. Это главные мысли, изложенные в книге.

• "Ключ к настоящему — в прошлом", 2014 г.

В книгу вошли интервью, данные журналу «Покров» и радио «Радонеж». Прот. Валериан, отвечая на вопросы, поясняет, что все наши проблемы и неурядицы идут из прошлого. Поэтому ключ от счастливой жизни можно найти, только исправив ошибки прошлого. Батюшка отвечает на вопросы о счастье, о радости, о достойной смене, о правильной жизни в Церкви и др.

• "Марфа или Мария?", 2006 г., 2012 г.

Первая книга с таким названием вышла в 2006 году и была отмечена верующими как интересная и познавательная. Поэтому в 2012 г. вышло продолжение первого издания Валериана Кречетова. В книгах освящаются сложные темы. О. Валериан простым языком поясняет сложные вещи. В конце своего творения он вспоминает об о. Николае Гурьянове.

• "Несть наша брань к крови и плоти…", 2011 г.

В книге изложены проповеди Валериана Кречетова. Духовная борьба - главная тема этой книги. Борьба не на материальном, а на духовном уровне, которая ведется в сердцах людей и является самой тяжелой. Победить духовную брань - вот главная задача христианина.

• "О самом важном", 2011 г.

Название книги красноречиво говорит за себя. В ней действительно собраны главные беседы батюшки. В книге затрагиваются важные вопросы: жизнь и смерть; грех и покаяние; страх Божий и страх вражий; семейное счастье. Эти и многие другие темы подняты в этом издании.

• "От суеты земной к жизни истинной", 2012 г.

В книге собраны духовные беседы, которые затрагивают самые актуальные вопросы. Зачем поститься? Как поступать с обидчиками? Частота причащений и соборований. Зачем нужны несчастья? Как за светской суетой не потерять духовность? Что важнее - храм или наличие добрых дел? Эти и многие другие вопросы освящаются в этой книге, прочитав которую, читатель сможет найти в себе физические и духовные силы.

• "Размышления перед исповедью", 2014 г.

Новая книга предназначена для людей, готовящихся исповедоваться, а также для сомневающихся в необходимости покаяния. Батюшка простым и доступным языком объясняет значение этого великого таинства. Нужно ли исповедоваться, если никого не убил, не ограбил? Зачем каяться? Что говорить на исповеди, если ничего плохого не делал? На эти и на многие другие вопросы о. Валериан дает четкие, живые и проникновенные ответы. Каждый прочитавший эту книгу почувствует необходимость покаяния.

Награды

За свои заслуги перед материю Церковью о. Валериан получил множество наград. Он был награжден:

• Набедренником.
• Камилавкой.
• Наперстным Крестом.
• Получил звание протоиерея.
• Палицей.
• Наперстным Крестом с украшениями.
• Орденом 3 степени св. Даниила Московского.
• Орденом 3 степени преп. Сергия Радонежского.
• Митрой.
• Орденом 2 степени преп. Сергия Радонежского.
• Наградой, согласно которой он может служить с открытыми до «Отче наш».

За время своих лет обучения и пастырской практики протоиерей Валериан Кречетов общался со многими великими духовными людьми и набирался духовного и пастырского опыта. Его собеседниками были и о. Николай Гурьянов, и о. Иоанн Крестьянкин.

В 2017 году отец Валериан отпраздновал свое 80-летие. На данный момент митрофорный протоиерей Валериан - многодетный отец и дедушка: он имеет 7 детей и 34 внука.

Двадцатый век для России стал временем испытания подлинной веры и принес Церкви сонм новомучеников и исповедников. Но помимо них были еще тысячи христиан, пронесшие православную веру сквозь десятилетия атеизма. В книге собраны интервью именно с такими людьми. Это священники и миряне, напрямую столкнувшиеся с гонениями или прожившие внешне спокойную жизнь. Их объединяет главное – Христос, веру в Которого они сохранили в советские годы.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Хранители веры. О жизни Церкви в советское время (Ольга Гусакова, 2014) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Протоиерей Валериан Кречетов

В наши времена верующих просто сажали. Поэтому отец сказал нам прямо: «Собираетесь священниками быть? Готовьтесь к тюрьме».

Протоиерей Валериан Кречетов (род. 1937) – один из старейших клириков Московской епархии, авторитетный духовник, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы села Акулово Одинцовского района. Рукоположен в 1969 году, в 1973 году окончил Московскую духовную академию.

– Отец Валериан, расскажите, пожалуйста, о своей семье.

– Мама моего отца, моя бабушка Мария Арсеньевна Морозова, происходила из старообрядческого купеческого рода Морозовых.

Дед Валериан Петрович и прадед Петр Гаврилович были из города Обоянь, из-под Курска. Приехали в Москву. И вот Петр Гаврилович стал специалистом по шерсти, выражаясь современным языком, товароведом. Он был арбитром в спорах между купцами. Представляете, что это такое? Он неподкупным был совершенно. Его очень любили и уважали в своей среде. А его сын Валериан Петрович стал специалистом по хлопку, текстилю. Валериан Петрович два года жил в Англии, в Ливерпуле. Затем ездил по Европе и овладел четырьмя языками: английским, немецким, французским и итальянским. И вот как раз

Валериан Петрович (мой дед) женился на Марии Арсеньевне Морозовой (моей бабушке), которая была из старообрядческой семьи.

Ее отец Арсений Иванович Морозов владел Богородской мануфактурой, поддерживал старообрядческую общину. И когда его дочь решила выйти замуж не за старообрядца, он, конечно, был против. Но они тайно венчались, вступили в брак вопреки воле родителей. И Арсений Иванович потом жалел, что сначала не принял своего зятя. «Зря я, – говорит, – упирался. Можно было Валериана вместо себя хозяином мануфактуры оставить». Самому же Арсению Ивановичу уже после революции Виктор Ногин, который был рабочим на мануфактуре в Богородске, а затем советским деятелем, предлагал остаться на фабрике управляющим. Но Арсений Иванович отказался: «Нет, я с вами не смогу работать». Он отдал все это производство и умер своей смертью в 1932 году, его никто не тронул.

Дедушка, Валериан Петрович, по характеру был очень прямолинейный человек. Во время войны он жил с нами – мы были в оккупации под Волоколамском, село Ильинское. Так вот, дед на разных языках говорил, потому он с немцами общался и способствовал освобождению некоторых людей. Но некто сотрудничавший с немцами, прислуживавший им, оклеветал деда, сказал, что он предатель. Его забрали, так он и не вернулся. Мы не знаем, где он умер.

И вот у бабушки и дедушки родился сын Михаил, мой отец. Когда вырос, стал бухгалтером, специалистом в сфере хлопкового производства. Кстати, много лет позже, будучи уже священником, папа увидел экономические сводки одной из советских фабрик трикотажа. Он сказал: «Нерентабельно работают». То есть он с первого взгляда мог определить нерентабельность производства.

А мама, Любовь Владимировна, была родом из Коломны. Ее отец, Владимир Васильевич Коробов, – инженер. А мамин дед по матери, Илья Николаевич Серебряков, был молочным братом И. С. Тургенева, и потом управляющий его имения.

Моя мама до девяноста лет прожила. Она была физически очень сильным человеком, в детстве занималась спортом – фигурным катанием, акробатикой, гимнастикой. Гроза улицы была, трепетали ее все. А в пятнадцать лет она решительно повернулась и стала ходить в церковь и петь на клиросе. И вот с пятнадцати до девяноста лет – семьдесят пять лет – пела она в церкви. В 1947 еще году, то есть в сорок четыре года, она с нами на коньках каталась на реке. Мы ей только помогали коньки к валенкам прикручивать.

Папа тоже был спортивный, развитый физически – занял как-то первое место в московских соревнованиях по академической гребле. Он был загребным в восьмерке, задавал темп. Он и боксом немножечко занимался, был знаком с Константином Градополовым – известнейшим боксером двадцатых годов. Так что родители оба спортивные были люди.

– А как ваш папа к вере пришел?

– Это было мгновенное действие благодати Божией…

Мой отец родился в 1900 году, то есть его молодость как раз пришлась на послереволюционные годы, и под влиянием новых веяний он отдалился от Церкви. И вот как-то, это было, наверное, в 1922 году, мама, моя бабушка, попросила его Великим постом пойти в церковь причаститься. Сказала: «Миш, я тебе в ноги поклонюсь, только сходи причастись постом». «Ну что ты, мама, я и так схожу», – ответил он и пошел на Арбат в храм святителя Николая в Плотниках к отцу Владимиру Воробьеву (деду нынешнего ректора ПСТГУ протоиерея Владимира Воробьева). Маму очень уважали в семье, потому он и пошел. Пришел на исповедь. А мыслей о покаянии у него никаких не было: стоял рассматривал девушек в храме. Подошла его очередь исповедоваться, священник спрашивает: «Ну что скажете, молодой человек?» Папа отвечает: «Мне нечего сказать, я не знаю, что сказать». – «Ачто же вы пришли?» – «Меня мама попросила». Тогда священник помолчал немного и ответил: «Это очень хорошо, что вы маму послушали», – накрыл его епитрахилью и начал читать разрешительную молитву. И вот он рассказывал, что и сам не понял, что с ним произошло: зарыдал, благодать почувствовал, слезы полились, как из крана вода течет, и, когда шел обратно, мир для него враз стал совершенно иным. Так благодать Божия мгновенно подействовала. Наверное, и мать за него молилась.

С этого времени отец стал ходить в церковь. В этом храме он познакомился со своей будущей женой, моей мамой. Она не только пела в хоре, но потом и управляла хором, хотя не училась этому специально.

И они стали общаться. А он же мастер спорта, чемпион Москвы по академической гребле. И мама, которая была острая на язык, как-то ему говорит: «А вы плавать-то хоть умеете?» Мастер водного спорта – и не умеет плавать! Он думает: «Ух какая девица! Никогда на такой не женюсь!» Но оказалось, лучше-то ведь ее нет!

При этом я не помню, чтобы мама про кого-нибудь сказала плохо, кого-нибудь осудила. Папа любил приговаривать: «По имени твоему тако и житие твое». А саму ее звали Любовь.

– Батюшка, ваш папа был репрессирован, расскажите об этом подробнее.

– Да, с 1927 по 1931 год он находился на Соловках, где был лагерь – СЛОН, и в Кеми. Город Кемь расположен на полуострове, который вдается в Белое море, там тоже была зона.

Когда он был в лагере, ему в видении, как он нам рассказывал, открылся тот, иной, мир. Папа начинал рассказ так: «Был закат, я смотрел на море… И вот небо открылось и закрылось. Я увидел тот мир. Он был более реальный, чем наш». Это свидетельство отца, как Господь давал откровения в тех местах. Господь подкреплял верующих, бывших в заключении, давал откровения.

А того, что тот мир реален, свидетельств очень много и в моей жизни было. Я не раз рассказывал, как Господь сподобил меня общаться с Владимиром Петровичем Седовым, дальним родственником митрополита Филарета (Дроздова). Он однажды мне сказал: «Я всегда был глубоко верующим, а теперь я не верую – я знаю. Ведь так вот, как я с вами говорю, я говорил с человеком с того света в течение часа». Дело в том, что ему явился митрополит Филарет и беседовал с ним. Причем о конкретных вещах. Митрополит Филарет просил восстановить могилу его матери – Евдокии Никитичны Дроздовой – и сказал, где она расположена. И действительно, могила находилась именно там, где указал митрополит.

И я такие свидетельства того мира очень часто встречаю. И связь двух миров настолько конкретна, что удивляешься. Как повторяла Елена Владимировна Апушкина, моя теща, которая сама прошла годы ссылки в Казахстане, «с испытанием посылается избытие». То есть параллельно какому-то испытанию идет помощь. Это факт.

Так вот, отец мой в Кеми сидел вместе со священноисповедником епископом Коломенским Феодосием (Ганицким), который умер на свободе потом в 1937 году. И как-то у них состоялся такой диалог. Папа спрашивал владыку: «Как мне быть?» – «Положитесь на волю Божию». – «Я положился». – «А чего ко мне пришел? В лучших руках дело». Такие были люди…

Самое удивительное, что почти через восемьдесят лет я участвовал в освящении престола именно в этих местах, где сидел мой отец. У Господа было устроено так, что мой отец должен был жениться, а младший из его сыновей должен был служить там, где он был зэком.

Однако отец нам почти никогда не рассказывал о тюрьме. Ведь там было очень страшно. Я уже сейчас читал о Соловецком лагере, как там издевались над заключенными, он же никогда нам ничего не рассказывал. Вероятно, чтобы нас заранее не устрашать. Как отец Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Часто люди мучаются от ожидания того, что будет». То есть мучаешься только от ожидания событий. Поэтому папа нас не пугал. Ну и, может быть, еще для того, чтобы у нас не было ненависти к власти. Он не воспитывал нас в ненависти к власти. Никогда. И у него ее не было.

– А как ваш отец стал священником?

– Ему еще в тюрьме предсказывали, что он будет священником. И супруга на него повлияла. Нас было трое детей в семье, отцу сорок девять лет, а чтобы стать священником, ему надо было учиться. И вот он говорит жене: «Как же я пойду учиться, а ты с тремя детьми останешься?» – «Аты не беспокойся. Я справлюсь. Ты иди учись». Очень сильная была женщина!

А ведь она замуж за него выходила, когда он был еще на поселении после тюрьмы. Они венчались на Соломбальских островах, сейчас это часть Архангельска, и какое-то время после свадьбы жили там. А потом, когда он был на войне, она написала письмо: «Запомни, где бы ты ни был, что бы с тобой ни было, хоть без рук, без ног, я тебя разыщу и привезу тебя. Иди исполняй свой долг». И это письмо папа носил всю войну с собой.

Мама была очень смелая. Когда была война, она давала сигналы партизанам, есть немцы или нет. Вывешивала белье. Если бы это раскрылось, то смерть была бы всей нашей семье. Но она все же делала это, хотя трое детей на ее руках были.

– Как же она страх преодолевала?

– У нее вера была очень крепкая. Ей было видение, что православная вера будет на Руси процветать. И, переживая годы гонений на Церковь, она ждала, что скоро будет возрождение Православия.

– Вы в Зарайске жили после войны?

– Так мы же в Зарайск вернулись во время войны после оккупации, когда освободились, и потеряли все. Я и брат Николай родились в Зарайске, сначала он, потом я. Отец ведь поселился здесь после заключения, потому что в Москве не имел права жить. Мне с самого моего рождения была явлена настоящая милость Божия. Меня крестили в зарайском храме Нерукотворного Спаса на Спасской улице, и восприемником был сторож храма – заштатный священник, отец Михаил Рождествин. В апреле 1937 года меня крестили, а осенью того же года он был расстрелян в Бутове. Господь сподобил меня такой милости – во младенчестве меня носил на руках будущий священномученик.

В 1939 году отцу предложили место под Волоколамском, в селе Ильинское. Это недалеко от знаменитого Дубосеково, в тех краях где-то. И мы туда переехали. Два года прошло, и началась война. Папа добровольцем ушел на фронт. А мы с мамой остались и через некоторое время попали в оккупацию. Немцы пришли, дом сожгли. Мы валялись где-то на снегу. Стрельба шла, гранаты рвались. Но нам, мальчишкам, интерес но было. «Не поднимай голову, застрелят!» – кричали нам. Мальчишки ведь есть мальчишки, хоть пятилетний, а все равно ему интересно. Потом в войну играли. А ведь все было очень серьезно – в той местности оставались после оккупации мины, они взрывались, погибало много людей.

– Расскажите, пожалуйста, о ваших семейных традициях.

– Мы церковной жизнью жили, то есть Рождество, Святки, Пасха… Мы жили по церковным праздникам, у нас светских праздников не было.

Вообще, устои-то в семье были серьезные. Еще дед моему отцу говорил: «Не ходи в тот дом, в котором есть девушка, на которой не собираешься жениться». То есть даже не ходить в этот дом, чтобы не давать повода девушке переживать и не бросать на нее тень. Я помню, один случай был на Урале, где я работал. Мне было трудно, общаться не с кем. А там была одна семья верующих. Хозяин бухгалтером работал. В семье было две дочери и три сына. Бабушка их, Галина Степановна, была женой царского офицера. И у нее на руках умерли пятеро детей ее. Одна дочка осталась. Следующий муж дал этой женщине свою фамилию, чтобы скрыть ее прошлое, дабы избежать неприятностей. Она Шаляпина видела, при царском дворе бывала. Интересная такая старушка. Ну, мне было интересно общаться, я ходил туда… Я просто ходил и не думал, что могут быть какие-то последствия. А потом как-то на Новый год собрались все, а я смотрю, одна из дочерей что-то в слезах. Думаю: «Кто ж ее обидел? Что такое?» А мне говорят: «Ты что, не понимаешь, что ли?» – «Не понимаю». А девушка, видимо, решила, что у меня намерения по отношению к ней… для нее мои посещения были важнее, чем для меня, ей не все равно было. Так я невольно заставил человека страдать. Это стало для меня уроком, это у меня осталось на душе тогда.

А что касается детства, я особенно и не помню, чтобы мы праздновали дни рождения, к примеру. Очень скудно жили, чего там праздновать-то? А вот на большие церковные праздники – Рождество, Пасху, День Святой Троицы – к нам собиралось много народу, батюшки приходили.

Мы вообще очень ценили, когда семья собиралась. Папа, бывало, сидит с нами: «Как я мечтал, когда был на войне, что я буду рядом с семьей своей сидеть». После войны мы жили в Зарайске, на берегу реки Осетр, – домик был с соломенной крышей. Керосиновая лампа горит, вьюга за окном. И вот мы сидим за столом. Откуда, каким образом у нас появилась семиструнная гитара? Не знаю. Но помню, папа играл на гитаре и пел. И мы, мальчишки, пели романсы, русские песни, духовные стихи. Мама подпевала. У нас была традиция петь под гитару.

Потом, когда папа ушел в семинарию, мы, мальчишки, стали сами собираться и петь. Тут Николай, брат мой, сейчас он тоже священник, освоил гитару. А потом и я начал вспоминать аккорды, и так, на трех аккордах, как Паганини на одной струне, всю жизнь играю и пою. Так у нас было всегда. Такие были традиции.

Родители – протоиерей Михаил и Любовь Владимировна Кречетовы. 1962 г.

– Батюшка, а вас воспитывали как-то по-особенному, что вы стали священником, богослужение полюбили?

– Дело все в том, что мы регулярно все бывали на службах. Когда переехали в Зарайск, я уже в возрасте шести лет начал в церкви прислуживать. Народу очень мало было, молодежи совсем не было. Нас – несколько мальчишек, в том числе мы, три брата, и читали, и пели. А поскольку мы в семье пели, то и в церкви пели. А другие мальчишки нас обижали, потому что мы ходили в церковь, они нас били, кричали: «А, попы!» Дразнили. А служили тогда священники, вышедшие из тюрем и лагерей, и молодые батюшки – горящие такие были!

Каждые субботу и воскресенье, во все праздники мама меня будила: «Валюшка, вставай». Встаешь и опять – бух, спать падаешь. Она рубашку наденет, я снова – бух, спать. Постепенно начинаешь просыпаться. Затем тащат куда-то, особенно зимой: по снегу, в метель. Летом, конечно, легче, но идти самому не всегда хотелось: рядом река, хотелось покупаться, побегать. А тут надеваешь обувь, как кандалы, и идешь на службу, думаешь, что это все-таки нужно. А оттуда уже радостный возвращаешься. Вот туда вроде идешь – тяжело, а оттуда – душа радуется…

Вот так с детства мы приучились к службам.

А потом большую школу дала моя теща – Елена Владимировна Апушкина, духовное чадо сначала отца Алексия Мечёва, затем его сына – отца Сергия Мечёва.

– Она была свидетелем церковной жизни двадцатых – тридцатых годов прошлого столетия…

– Да! Конечно… Она мне очень много объясняла, рассказывала об отце Сергии, о том, какая духовная школа была в том храме на Маросейке. Это, конечно, очень большую, неоценимую пользу мне принесло, особенно для понимания значимости богослужения.

На самом деле наше православное богослужение настолько глубоко, настолько оно красиво… Только в полноте его мало кто знает. Там такая красота раскрывается!

– А почему, как вы думаете, происходит так, что мы часто не чувствуем красоту богослужения?

– Мир открывается тому, кто по миру ездит. Так и с богослужением. Понимаете, нужно этим жить, а не приходить в церковь от случая к случаю.

Я общался с владыкой Стефаном (Никитиным), который тоже ходил на Маросейку к отцу Алексию и отцу Сергию Мечёвым. Им был дан завет: никогда никуда не ходить под праздники, под воскресенья, ни у себя ничего не устраивать – никаких праздников, мероприятий. Потому что шли в церковь.

Ведь в Церкви во всем определенный смысл. Например, предпразднство, к празднику готовятся. А затем праздник проходит, но начинается попразднство. И человек еще продолжает как бы жить этим праздником. То есть праздник расширяется. Чем больше праздник, тем предпразднство и попразднство длиннее. Устав очень премудро составлен и поучительно. Ну, я уж не говорю о церковном пении. От некоторых песнопений просто душа замирает! Вот от великопостных – особенно.

А светилен праздника Успения: «Апостоли от конец совокупльшеся зде в Гефсиманийстей веси погребите тело Мое. И ты, Сыне и Боже мой, приими дух мой». (Поет.) Я помню, как служил эту службу отец Сергий Орлов, который был настоятелем нашего храма в Акулове почти тридцать лет. Хор тихо поет светилен, тишина кругом, а я смотрю – у отца Сергия слезки по щекам текут. Очень умиротворяющие песнопения.

Почему напевы церковные протяжные? Они дают возможность задуматься, сосредоточиться на чем-то высоком, понимаете? Кто-то из отцов говорил: «Если я больше увлекаюсь звучанием, чем содержанием, я тяжко согрешаю». А почему чтение монотонное? Оно никому ничего не навязывает, а позволяет человеку сосредоточиться на том, что ему ближе. Вот в этом особый смысл богослужения.

– И все-таки: родители воспитали вас в вере единственно собственным примером или они что– то рассказывали, чему-то учили?

– Папа мой говорил: «Нужно не верить в Бога, а верить Богу». Потому что дело все в том, что верить в Бога, просто верить в то, что Бог есть, недостаточно. Бесы тоже веруют и трепещут. Ведь сказано: «Имейте веру Божию». Не просто имей те веру, а имейте веру Божию.

Даже, бывает, и верующие люди начинают обсуждать какие-то вопросы, и так судят, и эдак, но все с точки зрения земного знания. И вот мой духовный отец в таких случаях говорил: «Вы договорились до того, что про Бога забыли». И мой папа вот это же говорил, только другими словами. Чего-нибудь начнем рассуждать, а он заметит: «Нуда! А Бог-то? Забыли, что ли, про Бога?» Без Бога-то ничего нет и быть не может.

– Наверное, этому доверию Богу можно научиться? Вот ваш отец прошел такой путь – от блестящего спортсмена из зажиточной семьи до узника Соловков, потом война, священство… Как можно научиться такой вере? И вообще – можно ли учиться таким вещам? Или это Бог дает?

– Можно, можно. Бог-то дает, но не все учатся. В школе-то всех учат, но не все же учатся – преподаватель всем говорит, всем преподает, а учатся немногие. Так и с верой: Бог дает, да не все учатся. Но опять-таки: почему-то одним дано, а другим не дано.

– Да, почему?

– А это уже всеведение Божие. Это выше нашего разумения. Господь мог бы дать всем. Но многим кое-что дано, а они и этого не используют. Зачем еще больше давать, если это еще не используют? Поэтому не дается, толку-то никакого нет. Можно одарить всеми талантами, да мы и одного-то как следует не развиваем.

А как вере научиться? Один из псалмов пророка Давида такие слова содержит: Яко погна враг душу мою, смирил есть в землю живот мой; посадил мя есть в темных, яко мертвыя века. И уны во мне дух мой, во мне смятеся сердце мое. Помянух дни древния; поучихся во всех делех Твоих, в творениих руку Твоею поучахся (Пс. 142: 3–5). Если будешь внимательным, то увидишь, как Господь избавляет от таких безвыходных ситуаций. И научишься вере Божией.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее: вы, все три брата, помогали в храме, учились в школе, потом в институте?

– Да, все трое. Старший, Петр (недавно скончался), вообще очень серьезно относился к своим обязанностям. Когда мы, младшие, начинали баловаться, как дети, он нас строго останавливал.

– А почему Петр не стал священником, а вы с отцом Николаем стали?

– Это надо было спрашивать его, конечно. Но мы все имели в виду, что каждому из нас нужна профессия, отец нам говорил: «Служение священническое – это не профессия. Это служение. А профессию должны иметь». Апостол Павел делал палатки, почти все святые имели земные профессии, за счет которых они жили. Служение Богу само по себе никогда не было профессией, которая давала доход. Когда апостолы ходили с Господом, их, конечно, кормили везде, потому что Он – Учитель, проповедник, а они – Его ученики, и это было выражением почтения и благодарности. Но вообще-то, апостолов Господь призвал от рыбной ловли, рыбаки они были. А как только они погребли своего Учителя, то опять пошли рыбу ловить. Одно из первых явлений Спасителя было на апостольской рыбной ловле. Апостол Павел прямо пишет, что он никогда никого не обременял, питался трудами рук своих. Один из известных всемирных святителей, Спиридон Тримифунтский, пас овец, даже будучи уже архиереем.

Такие вещи, как образование, профессия, необходимы, потому что человек должен чувствовать себя в этой жизни в земном смысле обеспеченным чем-то. Если нет профессии, кем же ты будешь, в каком качестве среди людей? Только человеком, который нагружает других? Ну а в наши времена верующих просто сажали.

Поэтому отец сказал нам прямо: «Собираетесь священниками быть? Готовьтесь к тюрьме». Нужно было приобрести профессию, которая будет пригодна в тюрьме. Первая – врач, потому что он везде нужен. Но тут мне папа сказал: «Может быть, ты не выдержишь. Это слишком – резать трупы…» И мы с братом Николаем поступили в Лесотехнический институт, потому что заключенных на лесоповал посылали – в Сибирь, на Дальний Восток, на Север и в другие места. А старший брат, Петр, хотел попробовать себя на научном поприще, физиком стать. Он школу окончил в 1950 году. У нас пять лет разница. Когда мы были в оккупации, он потерял один учебный год, не мог учиться. Так вот, он решил поступить в МГУ. Но у него наивное было представление: он в анкете написал, что отец в семинарии учится. Естественно, его тут же «срезали», не поступил.

Мы не были ни пионерами, ни комсомольцами. Мы ходили в церковь, прислуживали. Он учился хорошо, в школе мог по своему усердию получить медаль, но из-за того, что он не был комсомольцем, ее не получил.

– Вы сознательно все трое не вступали в пи онеры и комсомол?

– Конечно, сознательно. Меня спрашивали: «Почему ты против вступления?» Я отвечал вопросом на вопрос: «А может в пионерах быть тот, кто ходит в церковь?» – «Нет». – «Так я же хожу, значит, вы не можете меня принять». И когда спрашивали, почему я против, было понятно, что если я выскажу какую-то критику, то моего отца могут опять посадить.

– Поэтому вы старались подобных разговоров избегать, но все же свою позицию имели?

– Нет, мы не избегали разговоров, но мы выражали свою позицию от себя лично, не прикрываясь мамой, папой, чтобы никого не подводить. Такое воспитание было.

– В каких еще случаях вам свое мнение приходилось высказывать?

– Потом был похожий разговор насчет комсомола, сначала в школе, а потом в институте. Но это все кончилось. В институте обнаружилось, что я не комсомолец, когда уже проучился два года. За меня все это время комсорг сдавал взносы. А потом спрашивает: «А какой у тебя номер комсомольского билета?» – «А у меня его нет». – «Как это?» – «А я не вступал в комсомол». – «Как так?» Ну, главное, деньги идут. Хоть и копейки какие-то, но все-таки деньги.

– Он из своего кармана за вас платил?

– И думал, что вы – комсомолец?

– Я был бедно одет, он считал, что мне оказывает услугу.

А брат Петр поступил в педагогический институт на математический факультет. Поскольку мужчин там было мало, то он поступил, блестяще, однако, сдав экзамены. И опять – сначала приняли, а потом хватились насчет его происхождения. Но тут он уже не писал, что отец у него в семинарии или священник… Написал, что родился в семье служащего, обтекаемо так.

А когда мы с Николаем поступали, то писали, что родились в семье бухгалтера. Это была чистая правда – я родился, когда папа бухгалтером работал. Время было такое – приходилось применять дипломатию.

Помню, я уже учился в школе, у меня спрашивают: «Гром – это что? Это когда Илья-пророк на колеснице по небу едет? Как у вас там говорят, в церкви?» Я отвечаю: «Знаете, впервые это от вас слышу. В церкви никогда такого не слышал». – «О чем там у вас говорят?» – «Приходите, послушаете». – «Да-да, интересно». Они очень хорошо ко мне относились.

– Эти провокационные вопросы вам дети задавали или учителя?

– Учителя. Дети вообще не задавали. Были те, кто дразнил: «Попы, монахи», – было такое, но это на улице. Но все же я проучился десять лет, и никто в классе никогда в моем присутствии не смеялся над верой. Я не задумывался, почему это так, но, когда получил характеристику, подписанную классным руководителем (папа потом ее хранил), увидел, что там было написано: «…пользовался уважением и любовью класса». Я не осознавал этого.

– То есть они уважали вашу позицию?

– Уважают, когда твердая позиция. Весь город ведь знал. Одна церковь была. Тем более что я ходил с крестным ходом на реку на иордань, на Пасху. Все знали. Нас было несколько человек всего (кроме нас, братьев, были и еще братья из верующей семьи). Молодежь настоящую твердость уважает. Тогда у молодых был идеал мужества.

– Вообще, вы подвижные дети были? Свободное время как проводили? Не только, наверное, церковная жизнь была, но общение с другими детьми?

– Я не понимаю, когда ставят какую-то грань: верующий – не верующий. Кроме того что мы ходили в церковь и, естественно, не ругались, не курили, не пили, в остальном ничем не отличались от других детей. Так же участвовали во всех играх. В городки, в лапту играли – в подвижные игры. Жили бедно, чтобы играть в городки, мы вырезали из палок чурбачки, бита – обычная палка. А лапта у нас была – мячик черный на двенадцать человек, – это сокровище. В футбол мы не могли играть, у нас просто не было футбольного мяча. Если футбольный мяч где-то появлялся, это была элита! Когда река покрывалась льдом, мы катались, гоняли конский навоз замороженный, играли в хоккей. Клюшками служили сучья дубовые. Подбирали, подтесывали, тяжеленные они были, конечно. Это было физическое развитие.

Учились мы с керосиновой лампой, электричества не было. Я так десятилетку и окончил без электричества. А с весны до осени работали в огороде. Копали, сажали, все это поливать нужно было, на речку за водой ходить. А до реки – метров сто. И вот мы договаривались – чтобы побегать, нужно было сначала выполнить норму. И вот когда по пятьдесят раз сбегаешь за водой… Я даже не задумывался, сколько это было. Потом, когда посчитал, оказалось, что я пробегал десять километров, из них пять – с полными ведрами на коромысле. Такая у нас была жизнь.

У нас все было такое здоровое, крепкое, добротное, что мы физически укреплялись. Считали, что нужно развиваться, что мужчина должен быть сильным. Тогда использовали утюги чугунные с подогревом, мы занимались с ними, как с двумя гантелями.

Так что мы вместе со всеми остальными детьми бегали, разве что не ругались, не курили.

Жили бедно. Мама работала псаломщицей в церкви, она бежала на службу, а мы вставали, молились, ходили учиться в разные смены. И даже так было. Старший приходил, снимал ботинки, их надевал второй и шел. В одной паре ботинок ходили двое. Это теперь непонятно людям совершенно. Я привык к свободной обуви, потому что у меня нога-то меньше, но главное – влезает. На штанишках ставили заплату, потому что они протирались.

– Расскажите, пожалуйста, про институтские годы.

– Когда я поступил в институт, сначала я попал в группу водников – специальность «водный транспорт леса». С одной стороны, я прошел геодезию, таксацию, но с другой – мечта моя была стать механиком. И уже после того, как на целине отличился, я перешел в группу механиков. В 1956 году я добровольцем с третьего курса поехал на целину. После первого курса еще не пускали. Я прикрепился к бригаде старшего брата, будущего отца Николая. Они меня с собой взяли.

Сначала мне было неинтересно учиться, я даже завалил экзамен. Но потом думаю: «Все равно надо же учиться» – и пересдал на «хорошо». Я понял, что православный человек должен быть по возможности специалистом высшего класса. Иначе ему в жизни не будет ходу никакого. То есть специализация его, мастерство, в конце концов потребуется, в чем я убедился потом. Я был председателем кружка технологии металлов, работал на всех станках. Один раз даже шахматы выточил к конференции. Это несложно, главное – сделать резцы, шаблоны. Сваркой занимался, на кафедре тягловых машин. У меня пятьдесят семь лет водительского стажа.

На механическое отделение перешел – сдал экзамены кое-какие, нужно было налегать на учебу. Эта специализация требовала освоить все виды транспорта. На целине я практику проходил, уже имел водительские права.

Освоил и штурманское дело – штурман Военно-воздушных сил. Получилось так, что, когда я еще рос, у меня была мечта путешествовать. Романтика! Представлял, что я капитан дальнего плавания. Это были детские мечты, потому что я не осознавал, что для меня все это закрыто, я ведь не был комсомольцем. В детстве я одно с другим не связывал. Конечно, потом я понял, что это фантазии пустые, потому что ни в какое дальнее плавание меня, православного человека, не пустят. Вот тут получилось чудо. Когда я поступил в институт, в рамках обучения на военной кафедре студентов моего курса готовили в штурманы ВВС. И я прыгал с парашютом, летал. (Вот четыре года назад я в аэропорту Шереметьево «боинг» посадил на тренажере два раза.) Господь мне как бы сказал: «Ты хотел быть штурманом? Ты не будешь плавать, а будешь летать». Я сейчас летаю когда, мне говорят: «Самолет – это опасно?» Я отвечаю: «Небо – наш родимый дом. Я штурман». И даже как-то летел в кабине пилота.

И в институте я занимался спортом. Ну, поскольку работать нужно было в леспромхозе, а там кадры были всякие, в том числе и зэки, мужчина должен был быть мужчиной. Серьезно занимался боксом, лыжами, потом акробатикой, даже сальто делал. В детстве плавал много. У реки вырос. С гирями каждый день занимались, как подобает. Отец говорил: «Священник должен быть сильным и выносливым». Теперь я в этом убедился. Точно.

Одним словом, Господь все мне показал, и, когда я окончил институт, увидел даже лагеря. Меня, хотя я был беспартийный, вызвал третий секретарь райкома и говорит: «Ваша кандидатура как специалиста предложена для поездки по лагерям с целью технического осмотра». В результате я по зонам проехал с комиссией. Побывал за колючей проволокой с овчарками. Заходишь – за тобой щелк, дверь закрывается, и все, ты в зоне. Видел зэков лицом к лицу. Офицер, конечно, меня сопровождал. Так что посмотрел я на эти места, когда на Северном Урале работал.

– Вы на Северный Урал попали уже после института?

– Да, по распределению. На практике я был в Нижегородской области, потом в Петрозаводске на заводе работал. Потом – в Тверской области, там были леспромхозы, куда возили студентов. Распределился я на Северный Урал, три года на Чусовой, в Чусовском леспромхозе, работал в конструкторском бюро.

– И когда же пришла вам твердая мысль принять священный сан?

– Мысль у меня всегда была, мне отец сказал очень просто: «Учись, работай, если у тебя призвание есть, ты все равно пойдешь. А если это желание куда-то пропадет, то, видимо, и не нужно идти этим путем».

– Но важно, видимо, было сначала жизненный опыт получить?

– Конечно, опыт нужен. Когда я уже приехал в Москву, пробыв три года на Урале, то познакомился с владыкой Стефаном (Никитиным), а через него – с его духовником отцом Сергием Орловым, который в Отрадном служил. Вот отец Сергий-то мне и сказал: «Иди». – «У меня, батюшка, опыта мало». – «Опыт будет – сил не будет».

– А сколько лет вам тогда было?

– Тридцать. Успел уже в Москве поработать и женился. Я с Урала приехал, сразу женился. Спрашивал у отца Кирилла (Павлова): «Ка кой мне путь избрать?» Он молодой тогда был, это было лет пятьдесят назад. Он мне сказал: «Господь тебе укажет». В этот же день ко мне подве ли будущую супругу – Наталью Константиновну Апушкину. Я так: «Да-да-да» – и не обратил сна чала на нее внимания. А потом уже на свадьбе брата обратил внимание, подумал: «Какая скромная девушка с косами. Есть же такие еще». Тогда уже все были стриженые.

Потом попал к отцу Евгению Тростину, ему было девяносто с лишним лет. Старчик такой был. Он говорит: «Тебе надо жениться». – «У меня никого нет». – «Но ты видел кого-нибудь сейчас?» – «Да, я видел вообще-то». – «Вот на ней и женись». И перекрестил меня иконой святителя Николая со словами: «Сим победишь. Иди на ней женись». Оказалась она дочерью Елены Владимировны Апушкиной, духовного чада отца Алексия Мёчева, служившего в храме святителя Николая в Клённиках. Вот святитель Николай и привел. Я же его почитал – родился в Зарайске, там икона почитаемая святителя Николая.

– Отец Валериан, кто оказал наиболее сильное влияние на вас в выборе священнического пути? На верное, прежде всего ваш родной отец, кто-то еще?

– Одним из моих духовных наставников был отец Алексей Резухин. После войны он был настоятелем в зарайском храме. В основном там служили старые священники, а он был молодым, энергичным, деятельным. Вот он подавал пример настоящего пастыря, ревностного, самоотверженного, бесстрашного. В те времена ходил в рясе с тросточкой. Он говорил проповеди, церковь наполнялась народом. И краем уха я услышал, как кто-то из местной власти сказал – с таким попом коммунизм не построишь. Через некоторое время его от нас перевели. Мы со слезами расставались, конечно. Он в детстве такой пример мне подал.

У нас храм Благовещения был, а в нем два придела: архангела Михаила и преподобного Сергия. Я каждую службу, когда бывал там, к образу Благовещения прибегал, Матери Божией молился, чтобы меня сподобила послужить Богу. Больше ничего не просил. Только служить Богу. Вот я и служу. С утра до вечера.

– Как вы познакомились с отцом Сергием Орловым?

– Когда я стал общаться с моей будущей супругой, она спросила: «Хочешь познакомиться с архиереем?» – «Конечно, с удовольствием». Она меня привела к владыке Стефану (Никитину). Он сказал: «Делай предложение». – «Благословите». То есть благословение на женитьбу я неоднократно получил.

А умер владыка в Калуге. Я за неделю до этого навестил его там, и он беседовал со мной очень интересно. И вот с гробом владыки Стефана я приехал сюда, в Отрадное. Здесь его похоронили. И тут впервые я увидел отца Сергия. Стал сюда ездить к могиле владыки и с отцом Сергием общался. Поскольку я вырос в церкви, читал, пел, для меня и этот приход был как родной дом. Я стал помогать отцу Сергию за богослужением. Потом он мне говорит: «Иди служить к нам. Инженеров полно, а батюшек не хватает».

– То есть вы этот путь от псаломщика до диакона и священника именно в этом храме прошли?

– Нет, так нельзя сказать. Я с детства рос в церкви и все время везде как-то участвовал. Помогал отцу в церкви, когда был студентом. В другом храме помогал, в Пушкино. Как-то однажды даже хором управлял. То есть я привык, вырос так, понимаете. Окончил семинарию за год, потому что был довольно подготовленным. Знал Устав. Я мог наизусть прочитать шестопсалмие. Когда в этом живешь, то несложно. Понимаете, я церковной жизнью жил, она настолько стала моей плотью и кровью, что даже не задумываюсь: а как иначе?

И читать по-церковнославянски для меня было обычным делом. Когда еще в школе учился, начал читать одновременно и по-русски, и по-славянски. А молитвы я слышал, знал их на память. И когда мне текст показали, я стал читать их и быстро освоил церковнославянский язык. По литературе у нас была учительница, которая родилась в девятнадцатом веке, образование у нее было дореволюционное. Она берет у меня сочинение и говорит: «Кречетов, у вас в сочинении славянские обороты». Я мог сказать «яко» или что-нибудь в этом роде. Это наш родной язык, вообще-то. Сейчас язык засорен массой иностранных слов, которые многие не понимают, а эти слова понятные.

Так я и вырос с двумя родными языками: церковнославянским, языком наших пращуров, и современным литературным языком. Разделения между жизнью церковной и обычной вообще не было. Единственно, я не сквернословил, у меня такого не было. И в молодежных посиделках не участвовал. Но в кино ходил. Во-первых, кино было целомудренным, во-вторых, было интересно смотреть все эти фильмы: «Тарзан», про мушкетеров, ковбоев. Там о серьезных вещах шла речь, мужчины были как мужчины. Под впечатлением от виденного я на козу лассо набрасывал, метал ножи, топоры, двери исковеркал. Мне попало. Мы росли, как должны расти мальчишки.

– А в вашей уже семье, у ваших детей был телевизор?

– Не было. Это сознательная позиция. Я сам вырос без телевизора. На это еще деньги нужны, а мы жили скромно. И потом – зачем? Я вырос спокойно без этого, и дети мои тоже. Эрудированные люди – отец Тихон, отец Федор. Телевизор иметь совсем необязательно. Человечество тысячелетиями жило без этой машинки, и умственное развитие было не хуже современного.

В нашей семье много читали. У нас бабушка, Царство ей Небесное, бывало, съест за обедом свою порцию быстро и, пока ребята там сидят, читает что-нибудь. Диккенса, например. Детям своим, внукам читала.

Сам я светской литературы читал очень мало. В тот период, когда я учился в школе, с нами жила Матрона Мамонтовна, монахиня с Украины. Вообще, монашеское имя ее Митрофания, постригал ее сам отец Иоанн (Крестьянкин). Она была послушницей чуть ли не до восьмидесяти лет. У нее были прекрасные духовные книги – епископа Игнатия (Брянчанинова). Она просила меня: «Валюшка, я безграмотная, ты мне не почитаешь?» Ну, я же грамотный, я, конечно, ей читал. И начитался Игнатия (Брянчанинова) – «Аскетические опыты», «Отечник». Там такая глубина, там такая ясность, что я после этого ничего не мог читать. Мне даже Достоевского не очень читать хотелось, много там страстей. А в аскетической литературе о добродетели, о духовной жизни говорятся конкретные вещи.

Мой папа любил изречение: «Христианство – это жизнь». И я так назвал цикл своих проповедей, выступлений. Там говорится, насколько настоящая духовная жизнь связана с нашей повседневной жизнью. Понимаете, существует искусственный и искаженный взгляд на соотношение духовной и мирской жизни. На самом деле духовная жизнь пронизывает все. И жить-то можно подлинно только ею. А все остальное – это, как у нас говорят, виртуальность или просто фантазии. Христианство же говорит конкретно о состоянии человеческой души, ума.

– Так кто же, батюшка, вас благословил на рукоположение?

– Отец Сергий Орлов. Он сказал, чтобы я сходил к архиерею. Я к нему пришел, тот ответил, что очень уважает отца Сергия, но им запрещено рукополагать людей с высшим образованием. Потому что политика такая была: духовенство должно быть безграмотное, необразованное, серое. В реальности это наоборот, конечно, было, но вот какие-то препоны и ограничения ставились. И тогда, поскольку моим свояком был профессор Московской духовной академии Константин Ефимович Скурат, то я с ним заговорил об этом. Он поговорил уже напрямую. Тогда – Царствие Небесное – Даниил Андреевич Остапов, личный секретарь Патриарха Алексия I, заместитель председателя хозяйственного управления Московской Патриархии, человек очень мудрый, подсказал: «Давайте инженером его возьмем». И я стал инженером при Патриархии.

– А что такое инженер при Патриархии?

– Тогда софринского производства еще не было. Но при Патриархии были мастерские. Там станки стояли. Одним словом, тоже меха ника. Делали всякую утварь церковную, свечи, ладан. И потом, уже как сотрудник Патриархии, я подал прошение о поступлении в семинарию. Поскольку я был довольно основательно подготовлен, сразу за четыре курса сдал, прямо по предметам сдавал.

– Матушка вас поддерживала во всем?

– Матушка, конечно, поддерживала. Когда я с ней познакомился, то уже думал о священническом служении, еще до разговора с владыкой Стефаном, до отца Сергия я об этом думал. У меня было такое горение, что вот готов был тут же пойти, пока еще учился. Времена были такие.

А потом я познакомился с ее духовным отцом Николаем Голубцовым. Это был духовник блаженной Матронушки Московской. Он был удивительный человек святой жизни. Говорю ему: «Я хотел бы священником быть». – «Готовься». – «Я к этому готовился всю жизнь». Он мне сказал: «На ней женишься – будет сделан твой первый шаг к священству». То есть она – точно матушка. Она действительно матушка, я из-за нее-то и стал священником, через нее-то все и получилось.

– Вы жили довольно скудно, и матушка как-то смиренно относилась к этому.

– Что было, то было. Я вырос в нужде, и студенческие годы так же прошли. Что ели? Когда появился хлеб бесплатный в столовой и его можно было смазывать горчицей, это уже было счастье. За пятьдесят с лишним лет супружества у нас никогда не было разговора о деньгах. Никогда. Больше того, когда я работал уже инженером и у нас было трое детей (накануне моего рукоположения), думал, может, куда-то двигаться, как-то обеспечивать? Средств маловато, семья растет, а я один работал-то. Я говорю: «Может, перейти в другое место? Там в командировки нужно ездить, но буду больше получать». Она говорит: «Нет. Мы как-нибудь проживем, только лучше будем вместе». Я благодарен ей за это. И действительно, Господь дал постепенно.

Жилищные условия поначалу были стесненные. Пока детей не было, мы снимали комнату. Там, где матушка жила, трое уже были прописаны, четвертым меня прописали – в комнату 14,8 квадратных метра в коммунальной квартире. Соответственно, общая кухня там и все остальное. Теперь не понимают этого. Потом нам дали на Трифоновской улице двухкомнатную квартиру – двадцать семь квадратных метров. Это уже роскошно было. Потом у нас дети пошли. И всего их семеро. И сейчас – тридцать четыре внука.

– Вы сорок лет прослужили в этом храме и больше нигде не служили?

– Служил сначала в Переделкине полтора года. В этом году я служу сорок третий год. А всего в сане, с момента как я стал диаконом, в ноябре будет сорок пять лет. Диаконское посвящение было в ноябре 1968 года, на Архангела Михаила в храме Архангела Гавриила в Москве.

С матушкой Натальей Константиновной

– Батюшка, как складывался круг ваших прихожан? Это же не только местные жители, много было москвичей? Что притягивало их к храму?

– Думаю, дело в том, что исключительной личностью был отец Сергий, это, можно сказать, великий человек. Он из потомственного священства. В 1911 году окончил Московскую семинарию и увлекся светским знанием. Хотел продолжить образование, но его в университет не брали после семинарии, следовало в Духовной академии учиться. Потому он поступил в Варшавский университет. Затем окончил Киевский политехнический институт. Два высших образования получил. Дореволюционных. После революции курировал Западную Сибирь по агрономии.

Кстати, когда я упомянул Ленина, он сказал: «Кто это такой? Это никто. Я был в гуще революционных событий, никто не знал этого человека до того, как он появился…» Он знал многих высокопоставленных людей. Брата А. Микояна он причащал, я это знаю. Из семинаристов было много революционеров. Авторитет отца Сергия был очень высок. Поэтому и потом в этот храм еще как бы из того времени верующие приезжали: духовные чада владыки Арсения (Жадановского); некоторые люди из правительственных кругов; отец Арсений (это действительная личность) присылал к отцу Сергию своих чад духовных. Была связь с прошлым. Хотя рисковали по тем временам, но здесь крестили, венчали потихоньку.

Протоиерей Сергий Орлов с семьей о. Валериана. 1974 г.

– Нужно было отчитываться по количеству крещений, венчаний перед советскими уполномоченными?

– В Переделкине, где я служил вначале полтора года, крестил открыто всех. Хотя бы в резиденции Патриарха это было официально, как полагается, свободно. Там креститься шло столько народу! Были дни, когда я в воскресенье крестил по семьдесят человек! Потому что никуда не подавали списки. И народ быстро узнал об этом.

А потом, когда меня перевели сюда уже, в Отрадное, вроде как кинулись за мной. И сюда приезжали студенты и преподаватели некоторых институтов, например, отец Тихон (Шевкунов), будучи студентом, ходил сюда к нам. Из ВГИКа были многие студенты, там преподавал Николай Николаевич Третьяков (скончался несколько лет назад). Он многих сюда приводил креститься, венчаться.

– Вам как-то удавалось избегать этих требований властей по отчетности?

– Я просто потихонечку все делал. Рисковал, конечно. Уполномоченный как-то вызывал меня и матом на меня ругался. Ну, культура такая у них.

У меня была особенная стезя. Я такого никогда не мог даже представить себе заранее. Когда я служил в Переделкине, однажды принимал группу членов правительства. В ее составе был Юрий Владимирович Андропов, председатель Комитета госбезопасности. Этого было достаточно. Как сказал сопровождавший товарищ, он был очень доволен, и меня после этого никто не трогал.

– Это в начале вашего пути произошло?

– Да. Потом ко мне пришел как-то один товарищ, мы с ним беседовали. Я говорю: «Вы знаете, у меня к вам лично отношение доброе, но вы человек подначальный. Вам скажут, и вы должны выполнять приказ. Будете, как в 1937 году поступать? Ну что ж, это дело ваше. А я все равно – на своем месте». Потом, когда еще один попытался молодой человек… Он мне надоел. И я ему в конце концов сказал: «Я с Юрием Владимировичем встречался». Больше вопросов не было. Он, конечно, не мог больше ничего сказать, ему же не докладывали, он мог предполагать обо мне что угодно, может, у меня ранг какой-то есть. Я никакого отношения не имел, конечно, к этому, но был совершенно спокоен – Господь как-то так поставил, что оградил меня.

– Вы только с этим случаем посещения Андроповым связываете свое спокойствие?

– Нет, я думаю, что важна твердость. Нормальные люди и там, в органах, уважали то же самое – твердость. Еще они предлагали мне: «Вы будете на международном уровне защищать Православие». Я говорю: «У вас же есть уже кадры для этого?» «Нет, – говорят, – это все не то». Я отвечаю им: «Потому я и то, что я не то!»

– То есть нужно просто оставаться собой – и пройдешь сквозь это все?

– Совершенно верно. Как люди прошли войну, в разных переделках были, а пуля их не тронула? И тут – никто ничего не может вам навязать, если вы прямо и спокойно говорите. Когда я стал священником, меня вызвали. Я же офицер запаса, а я написал, что я офицер и сменил род трудовой деятельности, а нужно было написать: «Офицер запаса». Разговариваем, и они: «Что это вы такое вот?» Тогда я еще не встречался с Юрием Владимировичем. Я уточняю: «Да, что такое, собственно?» – «Как же? Вас государство учило!» – «Я три года отработал по распределению, потом еще пять лет в Москве инженером, мы в расчете». – «Ну, вы зачем изменили?» – «А что такое?» – «Ну, вот вы инженер, а стали священником!» Я говорю: «Простите, Ирина Архипова, солистка Большого театра, по-моему, архитектором была. Борис Романович Гмыря, тоже народный артист, был строительным инженером». – «Ну что же? Они-то в артисты ушли, а вы в Церковь!» Я говорю: «А у нас свобода, по-моему». «Свобода?» – «Да». – «О чем тогда речь?» Так было… интересно.

– Батюшка, а как вы к отцу Николаю Гурьянову попали? Расскажите о нем немного.

– Через знакомых женщин-прихожанок. Они к нему ездили, помогали там и мне про него рассказывали. Это было лет двадцать назад. Батюшка уже не служил, на покое был. Приехал, а меня матушка-келейница просит: «Батюшка давно не причащался. Причастите его?» Я: «Хорошо». А отец Николай и говорит: «Я не хочу причащаться». Ну, я так отреагировал: «Не будет? Ну, что же теперь делать? Значит, так». Но конечно, потом он причастился. Просто старец и так знает, причащаться ему или нет, не нужно старцам указывать, их не положено учить. Ну, я и ответил: «Хорошо».

Потом второй раз я приехал. Он меня спрашивает: «А ты что не причащаешься?» Я стал с ним вместе причащаться, как приезжал, мы причащались. И так как-то получилось, что я стал ездить все чаще и чаще, батюшка с любовью принимал меня. А как-то слышу, он говорит: «Наш батюшка приехал». Очень утешительно так. Это мне особая милость Божия в жизни была, что пришлось с таким человеком общаться. Быть с ним – это утешение.

– А что вас в этой личности притягивало?

– Что? Любовь, простота, святость, конечно. Чувствуется, святой человек. Совершенное беззлобие. Удивительное от него осталось в памяти… Это невозможно даже передать, я пытаюсь произносить, но это никак не произнесешь. Я как-то стал рассказывать ему про католиков, что они постятся только два раза в году – в Чистый понедельник и в Великую Пятницу. Кто благочестивый, полдня не ест мяса. И у них ксендзы выезжают с престолом на пляж и совершают там мессу. На европейском пляже литургию совершают!!! Для нас это что-то совсем невероятное! Батюшка послушал, а потом так тихо сказал: «Ну, может, не стоило бы этого делать…» Таким тихим тоном, без осуждения, без возмущения.

– Может быть, с сожалением просто, да?

– Да. Я не могу даже передать, как это было сказано, каким тоном. Такой у него был дух мира удивительный. И еще любвеобильность ко всему, что тебя окружает.

– Отец Валериан, вы всю жизнь в Церкви. Как вы оцениваете жизнь верующих людей в двадцатом веке? Чем она принципиально отличалась от современной?

– Разница большая. Потому что в те времена человек шел в Церковь серьезно. Это могло ему грозить всякими осложнениями. А сейчас верующим ничего не грозит, это даже престижно. Я могу мысленно представить, как до Миланского эдикта приходили к христианам язычники. Тогда шли люди более осознанно, более серьезно, более ответственно. В советские времена была угроза если не жизни, то благополучию на сто процентов. Но все равно люди крестились, крестили детей, венчались. Приходили ко мне даже разные высокопоставленные особы – член Верховного Совета СССР, член ЦК профсоюзов, глава идеологического отдела «Литературной газеты», сын начальника Генштаба… Много таких случаев было. Они крестились сами, крестили своих детей, венчались. Частью были сознательно верующими, причащались, соборовались, некоторых я отпевал. И в больницы я к ним приходил исповедовать и причащать. Для них это был большой риск.

– А как вы охарактеризуете сам облик человека верующего, церковного в двадцатом веке?

– Меня окружали люди, своими корнями уходившие в девятнадцатый век. Это во многом еще было царское поколение. Отец мой 1900 года рождения. То есть его юность, когда личность складывается, прошла при царе. Воспитание тогда было другое. У меня была учительница, которая родилась в 1880-е годы, понимаете? Отец Сергий Орлов был 1890 года рождения, а умер в 1975 году. Это уже почти конец двадцатого века, а люди-то – еще те, дореволюционные. Общаясь с ними, мы перенимали тот дух, то воспитание. Нельзя жестко разделить девятнадцатый и двадцатый века.

– То есть Церковь выжила за счет тех людей, которые были укоренены в церковной жизни еще девятнадцатого – начала двадцатого века?

– Конечно. И ведь когда монастыри разгоняли, священники, монахи где-то должны были селиться… Вот рядом со мной жила монахиня, я рассказывал. «Почитай мне», – просила. Я и читал ей, всего Игнатия (Брянчанинова) прочитал! Вы представляете себе? Вокруг атеизм, а тут ребенок, ученик начальной школы, читает Игнатия (Брянчанинова). Как это возможно?

Вот так – через монахиню, а кто-то с бабушкой, кто-то с дедушкой разговаривал… Как ручейки переплетаются, переплетаются, а потом сливаются в целый поток.

Изменились ли пастыри и паства за двадцать пять лет церковной свободы, можно ли сегодня найти настоящего духовника, и что делать человеку, который ищет духовного руководства, но не находит опытного священника? Ответы на эти и другие вопросы о духовничестве - в интервью с протоиереем Валерианом Кречетовым, долгое время исполнявшим послушание духовника Московской епархии.

Формула духовничества

Что такое духовничество вообще и какая мера ответственности у того, кто берет на себя обязанности духовного отца? Протоиерей Валериан Кречетов рассказывает:

«Конечно, духовное руководство - важно и нужно, но требования к духовному отцу очень высокие. Однажды я вышел из церкви, и какая-то женщина вдруг побежала за мной: «Батюшка, что мне делать? Мой духовник сказал мне: «Я не хочу из-за тебя попадать в ад!» Я что-то ответил, а вскоре поехал на Афон и попал к одному старцу. К нему пришел духовник, который 20 лет окормлялся у старца Паисия. И вот тот старец сказал мне формулу настоящего духовного отца: «Духовным отцом может быть только тот священник, который готов за своих духовных чад пойти в ад». Самое удивительное, что я не рассказывал ему о вопросе, который задала мне та женщина, а он слово в слово повторил ее слова, только в обратную сторону».

Протоиерей Валериан Кречетов. Фото: pravoslavie.ru

Церковь воинствующая и Церковь тайная

Двадцать пять лет церковной свободы - уже целая эпоха. Если сравнивать 1990-е годы и наши дни, как поменялась церковная жизнь за эти годы? Как изменились прихожане?

Когда говорят о советском времени, я всегда вспоминаю книгу святителя Николая Сербского «Царёв завет». Рассказывая про происходящее на Косовом поле в Сербии, он очень хорошо в духовном смысле объясняет и то, что происходит в мире. Когда царь Лазарь молился на Косовом поле перед битвой, он должен был выбрать одно из двух царств: земное или Небесное. Он избрал Небесное Царство, и по пророчеству и войско, и державу, и его самого постигла гибель.

Но во время битвы перед царем явился ангел и сказал, что его держава должна погибнуть, чтобы спаслась душа народа: «Держава и дается народам, дабы было чему погибнуть вместо него, чтобы было, что дать в откуп за душу народную. Такая сделка выгодна, когда за недорогую цену покупаешь сокровище [и душу народную спасаешь, и Царство Небесное обретаешь!]. Поклонись Тому, Кто разрушает дешевое, дабы сохранилось драгоценное; Кто косит солому, да сохранится зерно».

В мире идет война зла против добра, и наша Церковь - воинствующая, но не она начинает войну, а против нее воюют. И если всё вокруг гибнет здесь, на земле, это не значит, что всё плохо. Нет худа без добра.

Когда-то мне пришлось слышать одну интересную притчу. Один человек приходит к старцу и говорит: «Отче, у тебя всё ладится, а у меня ничего не ладится, почему?» Старец ему говорит: «Терпение нужно». - «А что такое терпение? Терпишь-терпишь, какой от этого толк? Всё равно что воду в решете носить!» А старец отвечает: «А ты дождись зимы».

Вот как раз то, что предсказано в этой притче, сейчас и произошло. Ведь казалось бы, всё уже было решено, с Церковью покончено, всех пересажали и перестреляли, но явился сонм священномучеников, и люди закалились в войне. И пока Церковь была в гонениях, она держалась твердо.

Внешне было гонение, внешне ничего не осталось уже, всё было кончено, но верующие люди оставались. Об этом прекрасно говорил еще преподобный Серафим, он приводил в пример времена пророка Илии, когда «все сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечом, остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее». Это Илья-то, пророк, своим орлиным взором на жизнь не увидел никого вокруг верного, кроме себя. А Господь ему сказал, что «между израильтянами еще семь тысяч мужей, которые не преклонили колен своих пред Ваалом и уста которых не целовали идола». Семь тысяч! То есть столько верных оказалось, которых пророк Илья не увидел.

И преподобный Серафим говорит: «А у нас-то сколько будет?» Многие верующие во времена гонений занимали государственные посты, но что они православные, почти никто не знал. Это была та самая, как теперь называют, тайная Церковь, которая никогда не была отделена от Церкви официальной, но сокрыта от мира, чтобы сохранить веру.

А теперь вышло, как по притче о решете - то в решете всё проливалось, а теперь наступила зима, что не донесешь эту воду-то.

И я на себе это лично испытываю, потому что священнику сейчас, если действительно трудиться, ни сил не хватает, ни времени - настолько в нем велика потребность. И вот тут-то как раз самый сложный момент, потому что в священство ринулись многие, а служение-то это высочайшее, сложнейшее и ответственнейшее.

Если даже молодой человек будет учиться в специальных учебных заведениях, наука - это только надводная часть айсберга. Духовная жизнь настолько сложна и многообразна, что специалистов в этой области единицы.

Как говорят старцы, дар священства, духовничества - особый. «Дар рассуждения выше дара смирения», то есть рассуждать, как поступать - где и когда молчать, когда действовать - очень сложно научиться. Как в Библии написано: «Мудрый молчит до времени; а безумный говорит без времени».

То есть сейчас, когда открытого гонения на Церковь нет, фокус проблемы сместился с внешнего мира на внутреннюю жизнь самой Церкви? И здесь велика роль священника, важен его духовный опыт?

Да, теперь есть возможность говорить многое, а не так это просто, да и о чём говорить? Один человек рассказал мне интересный случай из своей жизни. Он был филологом, учился в МГУ, и у них был преподаватель-армянин, который говорил студентам: «Молодые люди, вот вы изучаете разные языки, а не скажете ли вы, о чем вы будете говорить на этих языках?»

И правда - о чем? А я всегда привожу слова Маяковского:

Изводят единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.

Бывает, читаешь политические статьи, а присмотреться - хорошо, если там есть единое слово по существу. Тем более непросто говорить на духовные темы.

Духовное слово не имеет силы, если оно оторвано от сердечной деятельности, от опыта духовного. Еще религиозный философ Иван Киреевский говорил:

«Мышление, отделенное от сердечного стремления, есть такое же развлечение для души, как и бессознательная веселость. Чем глубже такое мышление, чем оно важнее, по-видимому, тем, в сущности, делает оно человека легкомысленнее. Потому серьезное и сильное занятие науками принадлежит также к числу средств развлечения, средств для того, чтобы рассеяться, чтобы отделаться от самого себя. Эта мнимая серьезность, мнимая дельность разгоняет истинную. Удовольствия светские действуют не так успешно и не так быстро».

Вовлечение в рассуждение на духовные темы, оторванные от сердечной деятельности, от духовного опыта - развлечения более пагубные, чем светские. Просто видимость духовного, а сущности нет.

Старец Николай Гурьянов и протоиерей Валериан Кречетов

Права без обязанностей

В Псалтыре есть такие слова: «глумляхся в оправданиях Твоих». Но глумиться у нас - это издеваться, кощунствовать, а на самом деле первое значение этого слова - размышлять. Но размышления тогда оправданы, когда они связаны с духовным опытом, с сердечной деятельностью, а если они от нее оторваны - это глумление. Сейчас, например, многие стали говорить и писать по духовным вопросам, а опыта-то нету. Получилось, что некоторые глумятся над словом истинным.

По логике мира, люди становятся умнее, умнее и умнее, но, к несчастью, это не так. Потому что ум - это не количество знаний. Аристотель сказал: «Множество знаний еще не предполагает наличия ума», и увлечение знаниями и пренебрежение нравственностью есть движение не вперед, а назад.

Однажды, ко мне пришел один атеист, который верил в происхождение человека от обезьяны. Он хотел крестить свою дочь, но жаловался, что не может с ней справиться. И я ему сказал, что согласно его верованиям, он никогда с ней не справится, потому что с чего дочери его слушаться, если он недавно с дерева слез?

На самом деле человек вышел из рук Творца совершенным, но не имеющим опыта. Конечно, он должен был еще, чтобы уподобиться Творцу, совершенствоваться, «будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть». И святитель Николай Сербский говорил, что первые люди не много знали, но всё понимали. Постепенно стали знать больше, но понимать меньше. Оказывается, можно много знать, но ничего не понимать. Как подметил один раб Божий, глядя на современного человека:

Душа отпылала, погасла,
состарилась, влезла в халат,
но ей, как и прежде, не ясно,
что делать и кто виноват.

Что делать, кто виноват - с этими извечными вопросами люди обычно и обращаются. В связи с тем состоянием, в которое сейчас погрузился мир, многие бросились в Церковь. И, к несчастью, немногие понимают, что всё происходящее - плод греха, а пытаются, не учитывая, что главное, разобраться, что делать и кто виноват. Поэтому вопросы, которые люди задают на исповеди, больше не о том, как спасти свою душу, а как устроить счастливую жизнь для себя на земле.

- А какие проблемы сейчас больше всего волнуют людей?

К несчастью, чаще людей волнует только собственная личность, «эго». Очень много эгоизма стало. Раньше люди больше смирялись.

Теперь каждый хочет жить по-своему - без обязанностей, но со своими правами. Например, повсеместно распространился так называемый гражданский брак - открытый блуд без обязанностей. Но когда человек собирается создать семью, он должен минимум в два раза уменьшить свои желания, и приготовиться минимум в два раза увеличить свои обязанности. А у нас от своих желаний не хотят отказываться, а обязанностей вообще никаких.

При вступлении в брак нужно спрашивать: «Что ты хочешь: иметь жену, иметь детей, иметь хозяйство, или же: быть мужем, быть отцом, быть хозяином?» Быть или иметь? Бытие предполагает жизнь. Быть кем-то - это иметь обязанности. Если это муж - у него свои обязанности, если отец - свои обязанности, если директор - свои обязанности. А у нас? Развалил семью, а кто виноват? Обычно виноваты оба, и больше виноват тот, кто умнее.

Собственно говоря, что такое народ? Народ - это много семей. Семья - малая Церковь, семья - основа государства. И поэтому развал государства происходит из-за развала семьи.

Как найти духовника и нужно ли его искать?

- Как найти духовника? Что делать, если не получается найти себе духовное руководство?

Обязательно нужно ходить в Церковь и причащаться, и потом уже молиться, чтобы Господь послал духовника. И если пошлет - чтобы Господь дал ему разумение. Потому что есть такое изречение, что хорошие послушники не всегда были именно у святых отцов. Есть такие примеры, когда послушники были настолько смиренны и преданы, что они и сами спаслись, и их духовных наставников, которые были недостойными, Господь спас.

И наоборот, рядом со святыми не все были святые. Среди 12-ти апостолов один оказался Иуда. Многое зависит от самого человека.

Духовное руководство - важно и нужно, но требования к духовному отцу очень высокие. Его служение основано, прежде всего, на жертвенной любви, которая есть любовь Божья. И поэтому, если Господь дает это святое чувство, тогда всё становится по своим местам.

Есть такая книга о священстве епископа Арсения (Жадановского), где он вспоминает, что когда Господь восстанавливал апостола Петра в апостольском достоинстве, Он ничего от него не требовал, только любви: любишь Меня - паси овцы моя. То есть если есть любовь - есть пастырь и духовник. А если любви нет, то и пастырства истинного нет.

Что делать человеку, который ищет духовного руководства, но не находит опытного священника? Смиряться, общаясь с неопытным духовником, делать по-своему?

Самое главное - помнить, что всё управляется промыслом Божиим. Господь может дать разумение. И нужно молиться и пастве, и пастырям. Иногда меня о чем-то спрашивают, а я не могу ответить. Я не стесняюсь сказать: я не знаю. Есть такое изречение: Бог никогда не спешит, но никогда не опаздывает. В жизни всё совершается в свое время. Положись на Бога, и Он всё совершит на духовную пользу.

Помните пример, который нам дан в Евангелии? Перед Пилатом стоит избитый, связанный Спаситель. И Пилат говорит: «Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» Господь спокойно отвечает: «Не имаши власти ни единыя на мне, аще не бы ти дано свыше». Так и получилось: он хотел отпустить Иисуса, а подписал распятие, не проявил своей власти, не смог.

Так что всё управляется промыслом Божиим. А люди часто забывают об этом, особенно в отношениях с духовником, зацикливаясь на его личности. Личность же сама по себе довольно беспомощна. Даже грешить человек не может без Бога - например, если бы Он не дал нам ноги, мы бы и не пошли грешить, не дошли бы просто. Поэтому как таковой самобытности у человека просто быть не может. Самобытен один Бог. И по Его воле всё творится - Он Тот, «Кто косит солому, да сохранится зерно».

Ведь мы не устраивали никаких демонстраций в свое время, а Церковь внезапно оказалась свободна. От коммунизма осталась одна вывеска. Да и что такое коммунизм? Попытка построить Царство Божие на земле, рай без Бога.

Был такой отец Мисаил, келейник митрополита Нестора Камчатского, он сидел в тюрьме в советское время, и ему говорили: «Вот мы здесь на земле рай строим». Он отвечает: «Бесполезное занятие». - «Вы что, против власти?» - «Нет, всякая власть от Бога. Но строить рай на земле - бесполезное занятие». - «Как, почему?» - «А очень просто.

Первые христиане уже строили такое общество, всё общее было, но ничего не получилось».

И действительно, первые христиане - это общество, с которого скопировали идею коммунизма. Но даже при том духе они не смогли удержаться в полном бесстрастии. Так что всё это уже было. Как отец Иоанн Крестьянкин в свое время говорил: ничего нового у них нет, всё краденое, только переделанное на свой лад.

Как быть человеку в ситуации, когда на исповеди священник советует ему то, что для него невыполнимо? Например, всем известные примеры, когда священник не благословляет брак, говорит: «Нет воли Божией вам вместе быть», что делать? Спорить?

Послушание послушанием. Любовь не проходит, проходит влюбленность. Вот родители тоже что-то запрещают, как быть - слушаться или не слушаться? Вообще, полагается всё-таки слушаться. Другое дело, что иногда этого решения не приемлет душа. Тогда нужно молиться и ждать. Я знаю такой пример, когда молодой человек и девушка полюбили друг друга, а родители были против. И я им сказал: «Вы же любите друг друга, любить-то невозможно запретить? Пожалуйста, продолжайте любить». Они так и сделали. А потом мать не выдержала - разрешила. И они венчались.

Если любовь истинная, если нет желания обладания, если чувствуешь, что это твоя родная душа, родной человек - этого может быть и достаточно. У моей мамы была подруга, за которой жених ухаживал сорок лет. Он любил ее, и она его любила, но она не могла оставить свою маму и создать с ним семью. Они встречались, заботились друг о друге, и настолько уже сроднились, что, когда стали супругами в возрасте 60 лет, ничего другого, кроме духовной и душевной близости, им было уже и не нужно.

Собственно, есть пример и у Александра Сергеевича Пушкина - Татьяна Ларина говорит: «Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана, - и буду век ему верна». Можно любить, но не обязательно скорее вместе жить, по крайней мере не нужно спешить.

У нас же сейчас говорят: надо скорее пожить вместе, проверить чувства. К несчастью, так истинная любовь не проверяется. По словам Иустина Поповича, любовь к человеку без любви Божией есть самолюбие, а любовь к Богу без любви к человеку есть самообман.

Самое главное - это воля Божия. Если действительно чувство есть, оно останется, оно будет жить, а если из-за трудностей оно пропало, то его, может, и не было, или это увлечение было, другое чувство, не любовь. А любовь, как говорит апостол Павел, никогда не пропадает и не может пройти, любовь остается любовью.

Окончание статьи здесь.

К 80-летию протоиерея Валериана Кречетова

Встречи с о. Валерианом Кречетовым всегда удивительны, они дают духовную поддержку, лечат от уныния, наполняют смыслом наше существование. Как мудрый духовник, он, опираясь на учение Святой Церкви и собственный глубокий духовный опыт, помогает людям нащупать главное, выкарабкаться из болота греха, страсти, да и просто подскажет, как быть в той или иной жизненной ситуации.

….Ажиотаж начался уже у входа в Дом кино на Васильевской, афиши которого говорили о предстоящей презентации документального фильма об о. Валериане «Любовь не ищет своего…» и о присутствии самого батюшки на этом вечере. Люди готовы были стоять в проходах, сидеть на ступеньках и ловить каждое его слово через открытые двери, даже находясь в фойе.

Родился батюшка 14 апреля 1937 года в самый разгар репрессий. Его бабушка по отцу, Мария Арсеньевна Морозова, происходила из старообрядческого купеческого рода Морозовых. Была очень верующим человеком, образцом жены, матери и христианки. С отцом, Михаилом Кречетовым, они обвенчались на поселении после тюрьмы – это был подвиг, т. к. он был политическим заключённым, «врагом народа». Позже мать добилась реабилитации отца, дошла до Сталина.

В Соловецком лагере отец сидел вместе с епископом Феодосием (Ганицким), в 2006 году прославленным РПЦ в лике святых как священноисповедник. Как-то на вопрос отца, как поступить, владыка посоветовал положиться на волю Божию. «Я положился». – «А чего ко мне пришёл? В лучших руках дело».

Началась война, мама осталась одна с тремя детьми. Письмо, написанное на фронт, в котором она говорила о том, что будет ждать мужа любым («где бы ты ни был, что бы с тобой ни было, хоть без рук, без ног, я тебя разыщу и привезу тебя»), отец, как молитву охраняющую, носил в кармане всю войну.

О войне и послевоенных годах своего детства о. Валериан вспоминает до сих пор: «Иногда сейчас можно услышать: “Есть нечего”. Да вы не знаете, что такое “есть нечего”. Вам не хочется просто есть, а “есть нечего” – это вообще нет ничего, что можно съесть. Вот это – не дай Бог».

Воспитанный в духе любви к Богу, маленький Валерий начал прислуживать в церкви с шести лет. Шёл 43-й год, война. Пел и читал, причём читать начал одновременно и по-русски, и по-церковнославянски. «Я припадал к иконе Матери Божией и просил у Неё только одного: Матерь Божия, сподоби меня служить Сыну Твоему и Богу моему. Об этом никто не знал, это была моя детская молитва, – старец едва сдерживает слёзы, произнося эти слова. – Ну вот, как видите, служу».

Кречетовы не были ни пионерами, ни комсомольцами, однако в характеристике после 10-го класса у Валерия было написано: пользуется уважением и любовью одноклассников.

Если человек всё время думает о служении Богу, то всё остальное обязательно будет на своих местах. О. Валериан приводит слова духовника афонского монастыря Филофея о. Иоанна: «Когда мы идём к свету, за нами идёт наша тень. Тень – это всё земное. Иди к свету и всё земное будет дано тебе, как твоя тень. Если же ты отвернёшься и погонишься за тенью – за земным, то и от света уйдёшь, но и тени не догонишь».

«Мой отец, который стал священником в 54 года, мне всегда говорил: “Священническое служение – это служение, а профессия у тебя просто должна быть, мало ли что придётся в жизни делать. Многие апостолы были рыбаками, каждый имел какую-то профессию”». Как-то отец сказал, что тот, кто собирается быть священником, должен быть готовым к тюрьме. «Я готовился. Бог пока миловал».

В начале своего служения о. Валериан не знал, какой путь выбрать – семейный или монашеский. Спросил совета у о. Кирилла (Павлова). Тот сказал: «Молись – Господь тебе укажет». В тот же день он познакомился со своей будущей супругой. О трудностях семейной жизни о. Валериан, с присущим ему удивительным чувством юмора, рассказывает: «Я прожил со своей тёщей 35 лет. Кто живёт с тёщей, знает, какой это важный момент. Я получил столько – никакая академия столько не даст. Школа смирения – я был человек очень гордый, строптивый. А Господь сказал: строптивым на пути посылаются стропотные. Моя тёща, Царство ей Небесное (духовная дочь о. Сергия Мечёва, очень много рассказывала о нём), была человеком твёрдой воли. Но я хорошо помнил завет моей матери: «Валюшка, молчи. Старшим не смей отвечать». И выполняя её завет, я просто как сыр в масле катался. И любому это советую. Среди двоих кто первый уступит, тот и прав».

Бог дал о. Валериану пять сыновей, две дочери и пока что 35 внуков. Огромный опыт. Однажды звонит ему молодая мама – что делать, батюшка, ребёнок плачет. Ребёнку 9 месяцев – зубки режутся, самое время. Это болезненно, а сделать ничего нельзя, только терпеть. «Очень важный медицинский момент, – говорит о. Валериан, – когда болезнь не лечится, её нужно терпеть. Так же, как и ближнего своего: если ничего не получается – терпи. Это закон. Кстати, очень полезный».

Следующие полушутливые размышления батюшки мне хотелось бы привести почти дословно, настолько они актуальны и поучительны: «Человек рождается и сразу начинает есть. Зубов у него ещё нет, а он ест. Появляются зубы – он ест. Потом зубы начинают выпадать, а человек продолжает есть. Могут вывалиться все зубы, а человек всё равно ест. То есть получается, что ест он всё время, от рождения до кончины. А зубы у него не всё время. Значит, их основное назначение не для этого – есть он может и без зубов. А вот когда начинают вылезать зубы? Перед тем, как человек начинает говорить. Так вот для чего они нужны – чтобы держать язык за зубами! А если они язык не держат, тогда для чего они нужны? Первые причины выпадения зубов – это то, что они плохо держат язык. А как дорого зуб отремонтировать! Теперь я понял: молчание – золото. И это не шутка. К примеру, если рот открываешь с тёщей или со свекровью, так потом приходится с ними разъезжаться. А это дорого. Молчишь, и дешевле всё обходится».

Батюшке много приходится ездить: «Я очень много нахожу поучительного. Как курочка клюет по зёрнышку, так везде можно найти духовную пользу. Вот, к примеру, притча. Поссорились два друга, один другого ударил. Тот, кого ударили, написал на песке: “Сегодня друг ударил меня”. Через некоторое время тот, кого ударили, стал тонуть. Друг, забыв про ссору, бросился и спас его. Тогда спасённый высек на камне: «Сегодня мой друг спас мне жизнь». Обиду нужно писать на песке, чтобы её развеяло, а добро высекать на камне. Если тебе кто-то сделал добро – запомни это, а когда ты сделал добро – забудь это».

«Самое главное – это спасение души. Его можно достичь только очищением от грехов. А грехи прощает Господь. А прощает Он тому, кто других прощает: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Чем больше простишь, тем больше тебе простится. Поэтому надо радоваться, когда тебя кто-то оскорбляет, – есть возможность его простить. Кто нас корит, тот добром дарит. Духовным добром».

О. Валериан продолжает: «Сейчас такое время – все руководят. На вакансию инженера – 9 человек, а на руководителя – 300. Кто не умеет делать, тот учит, как нужно делать. А кто не умеет учить, тот учит, как нужно учить. Старайтесь так жить, как Бог даст. Радуйтесь жизни. Когда человек живёт, он не должен особенно думать, как на него смотрят, как о нём думают. Господь всё управит».

Батюшка уже около часа стоит на сцене, не садится – привык говорить стоя. «Правда, – сетует, – возраст никуда уже не денешь. Ни продать его, ни подарить. Нет такого бартера и денег, чтобы вернуть утраченную прыть, – улыбается о. Валериан. – Я это уже проверил на себе. Но возраст – это то, что относится к телу, но не к душе. Когда человек живёт с Богом, для него не только возраста нет, для него и времени-то нет. Бог вне времени и пространства. Сущность всего нашего бытия в двух основах. Это Богоявление и Богослужение. Бог явил Себя в Своём творении, а творение должно служить своему Творцу. То есть от нас – Богослужение. Очень важно сохранение благодати, благоговения – к храму, к богослужению, к престолу, вообще к святыне. Преемственность для священника особенно важна».

«Мы выросли не только в атмосфере богослужения, – отмечает батюшка. – Очень важен быт. Когда мы собирались, то пели и русские песни, и, конечно же, духовные песнопения. Псалмы они называются, стихотворения духовного содержания, переложенные на музыку. Такой пласт, а мы его сейчас не знаем совершенно».
Вместе с внучкой Лизой, которая аккомпанировала ему на рояле, о. Валериан спел духовный стих о преподобном Серафиме.

После беседы с батюшкой был просмотр нового документального фильма о нём. Красивые съёмки знаменательных для батюшки мест – Акулово, Покровская церковь, припорошённая кристально белым снегом, красивая природа, виды с высоты птичьего полёта. Звучит классическая музыка – Вивальди, Бах, церковные песнопения. Много добрых слов звучит с экрана в адрес батюшки от прихожан, детей, внуков:
«Батюшка всегда служит очень благоговейно, его душа пребывает в службе».
«Он себе не принадлежит. Он здесь всё. Он отец-настоятель, он держит традицию».
«Благодарю Бога, что он дал мне родиться у моих родителей. И братья мои незлобливые, направлены с любовью к людям. Этому нас родители научили – доверять и любить людей. Распространяй вокруг себя любовь, и ты почувствуешь, как эта любовь будет касаться тебя, возвращаться к тебе».

Наставления самого о. Валериана, воспоминания:

«Как-то выпил я водки напёрсток, приехал батюшку (о. Иоанна Крестьянкина) причащать, всё приготовил. О. Иоанн выходит, говорит, я не буду причащаться, мне нельзя, я водки напился». Я всё понял: «Батюшка, простите, это я сделал». Батюшка причастился, но мне был урок на всю жизнь».

«Никто ничего не сможет сделать, если это не попустит Господь. Произведения человеческие – это жалкая копия того, что сотворил Бог».

«Неоценимое качество России в том, что она выживает в любых условиях. Несмотря на санкции».

«Что нельзя отнять? Мастерство, умение. Но этому надо учиться. Чем больше человек знает, тем более он независим и может помочь другим».

А закончить рассказ о вечере мне хотелось бы следующими словами о. Валериана: «То, что называют любовью, это некое подобие. Греки над этим задумались, поэтому у них три названия любви: эрос, филео и агапе. Стра´стная, дружеская и жертвенная. Любовь не может жить в себе, она должна на кого-то изливаться. Человек несчастен, если у него самого нет любви. Не от того, что его никто не любит, а от того, что он сам никого не любит. Как сказал св. Иустин Попович: «Любовь к человеку без любви Божией – есть самолюбие, а любовь к Богу без любви к человеку – есть самообман».

Любовь не ищет своего и никогда не перестаёт…

Анна Алексеевна АНДРЕЕВА

– Покаяние – это училище смирения? Это определенный подвиг, который человек берет на себя, как бы обучаясь постепенно, как мы обучаемся в учебных заведениях, – а тут мы обучаемся борьбе с грехом? И подается благодать?

– Совершенно верно: от нас – подвиг исповеди, а от Бога – дар благодати. Как и от человека – подвиг веры, а от Бога – дар любви.

Дело в том, что покаяние настолько драгоценная вещь, прямо скажем, что против покаяния и идет вся война. Как враг не допускает до церкви, как враг не допускает до исповеди, как он старается, чтобы человек, исповедовав грехи, опять возвратился на прежний путь! А того, что с нами часто происходит, мы и не замечаем как бы… время проходит, жизнь нас закручивает. И ведь есть даже такое выражение: когда человек причащается, он получает благодать. Приходя домой, говорили: «Господь милости прислал!» Ее нужно было стяжать там, в храме, а потом донести до дома. А диавол-то знает об этом, и вот враг приходит и, как говорят, «похищает благодать». Конечно, похитить ее он не может – она ему неподвластна, но он старается создать человеку такие обстоятельства, чтобы он начал опять грешить и опять бы от него отступила благодать.

На Афоне, например, очень серьезно относятся к исповеди. Там, может, не всегда причащаются или реже причащаются, но исповедуются чаще. Поэтому там исповедь поставлена на первое место.

Отец Лука из монастыря Филофей на вопрос, почему мы грешим после исповеди, отвечал: «Потому что боль сердца не пересилила грех». А боль возникает когда? Например, если все время наступать на любимую мозоль: когда мы повторяем одно и то же, и стыдно тогда об этом говорить! Отец Алексий Мечев говорил: «Ну что ж ты, деточка? Как же тебе не стыдно?» А уж одно и то же – тем более стыдно. А когда это навык – это одно и то же, и становится уже самому противно: уж сколько можно! И просто рот-то открывать стыдно, да и к батюшке стыдно идти: вот это как раз и есть плоды (первые, маленькие плоды, росточки) покаяния, покаянного чувства.

Есть Вселенская Церковь, и во Вселенской Церкви все это очень заметно. Ведь Православная Церковь, служа Истине, пришла к формуле служения и чинопоследования Таинств. Есть три богослужебных круга: годовой, недельный, суточный. Они были продуманы и утверждены в Типиконе и в жизни, и даже все праздники всегда соединялись с повседневным бытом людей. У нас же приметы были: на Введение, например, обледенение, потом Никольские морозы, Сретенские морозы и т.д. Все связывалось. На какие-то праздники выгоняли скотину, на какие-то загоняли, когда-то – пчел выставляли, потом убирали их. И этим было все пронизано.

И вот когда в свое время введенный в заблуждение Патриарх Тихон дал указание, чтобы перешли на новый стиль, священномученик Сергий Мечев пришел к нему (один святой пришел к другому святому), пал ему в ноги и сказал: «Ваше Святейшество, я Вас люблю и уважаю, не считайте меня бунтовщиком, но я не могу! Оставьте меня под своим омофором как единоверца – как старообрядца!» Он не обличил, не оскорбил Патриарха – смирение какое, какая мудрость! – но он свидетельствовал: «Я не могу отделиться от той Церкви, в которой я принял все, что имею!» Ведь эта же Церковь жила именно так, а если все переделать, мы пойдем вопреки Церкви.

Еще в первые века христианства, когда происходило создание литургических форм, были отменены агапы как часть богослужебного круга. На Карфагенском соборе был указан путь приуготовления к Евхаристии, которым и шли те святые, которых мы прославляем. Именно эта серьезность покаянного подвига и заставила связать исповедь и причащение. Если вначале еще были такие харизматические моменты, многие люди приходили в Церковь из язычества, то потом, когда постепенно все стало выстраиваться, и появилась эта необходимость.

В те времена сначала была открытая исповедь, но не все могли это понести. Исповедующиеся не слушающие, потому что есть еще один момент: «Все возвести могущему понести…», а не всякий может понести, услышав что-то такое.

Когда священник выслушивает исповедь, то это особенная милость Божия, дар, чтобы остаться к человеку с ровным отношением, к его душе, не вспоминая его грехи и какие-то его преступления.

Конечно, при умножении количества членов Церкви стало сложнее: двенадцать апостолов, потом семьдесят апостолов, потом отцы, мужи апостольские… А люди и в те времена были неодинаковые, и эта неодинаковость, особенно после принятия эдикта Константна Великого, когда в Церковь ринулись буквально все (преследования отменили), тогда именно в Церкви появились всякие люди, начались, конечно, и ереси… Может быть, именно тогда и началось такое формальное отношение. Ведь и в обычной жизни это есть: не все же поступают в институт, и даже те, которые желают и попадают, не всегда трудятся, учась. Процентов двадцать только, а остальные – просто так, формально, ремесленники так называемые. И произошло это, видимо, как среди человечества, так и коснулось, естественно, и духовной жизни – и Церкви. Вот тогда-то и начался формализм. Во-первых, отделилась Западная Церковь от Восточной. И вот в Западной-то стремление к такому как бы порядку, к бухгалтерии вылилось в появление индульгенций. Прежде Божиего Суда стали взвешивать добродетели и грехи. Это породило возмущение тогда, и появился раскол. Как показала история Церкви, после отделения Западной Церкви от Восточной, видимо, неправильная борьба пошла с формализацией: в Западной Церкви это привело к протестантскому расколу. Кстати, эта борьба началась с индульгенций, с Таинства Покаяния. Удивительно, что и там начали с Таинства Покаяния! И потом постепенно в оставшейся Церкви путем разрешения свободной исповеди, свободного причастия, исправления «формальной исповеди» пришли к появлению формального причастия – и вместе с водой выплеснули и ребенка.

В Церкви существуют всем известные акривия и икономия. Акривия – это стержень, это устав, это костяк, на котором все держится. А икономия – это отдельные моменты, подходящие к отдельным личностям и обстоятельствам, – и одно без другого не может существовать. Или будет голый скелет, или кисель какой-то, без скелета, образно выражаясь. Поэтому все должно быть соразмерно. И поэтому, когда начали отходить от формализма, и получилось, что было потеряно главное: был потерян дух.

Параллельно с этим стремление к совершенствованию внешней формы жизни Восточной Церкви, как бы учитывая требования современного мира, к этому времени привело к разделению восточных христиан – путем перехода части Восточных Церквей, по подобию Западной Церкви, на новый стиль. Это было следование духу мира. И в результате борьбы с формализмом появилось обновленчество (это же примерно в то же самое время – где-то 1922 год). Оно, вместо обращения к подъему духа (как это делали, например, отец Иоанн Кронштадтский и отец Алексий Мечев, Оптинские старцы) занялось изменением внешних форм: например, выносом престола на середину церкви и прочим.

Кстати, это же повторили и католики. Когда я был в Италии, то спрашивал: «Как у вас посты соблюдают?» Ну, постятся два дня в году, а особо ревностные – до обеда не едят мяса! То есть первоначально свободное отношение их к посту привело к тому, что постепенно от поста почти ничего не осталось. Та же печальная картина повторилась и с исповедью, и литургическая жизнь тоже стала ослабевать. А при переходе на новый стиль у них Успение пришлось на «бархатный сезон». Все на пляже, и тогда усердные ксендзы стали выносить престолы на пляжи и служить там мессы. Ну, это, конечно, нам очень даже непонятно: когда я рассказал об этом отцу Николаю Гурьянову, он сначала так вздрогнул, а потом таким кротким-кротким тоном сказал: «Не стоило бы этого делать!» То есть опять дух проявился в нем, смирение…

Обновленчество проявилось наиболее ярко в Русской Церкви. Слава Богу, что такой подход в стремлении к глобализации тогда был отвергнут, но он затаился до времени. Все изменения и нововведения в Западной Церкви (новый стиль, частичная отмена латинского языка, выездные мессы на пляже и др.) кажется, не произвели видимого церковного духовного «подъема» на Западе. В то же время ни церковнославянский язык, ни возврат к некоторым традициям «застывших» форм не помешали нашей Церкви выстоять в тяжелые времена гонений и начать воцерковление и возрождение приходской жизни. Не следование духу времени, а изменение духа, как и было сначала! Вывести соль земли. В частной беседе отец Александр Ветелев сказал мне: «Ничего не меняйте, лучше объясните: “живот” – ну, это “жизнь” и проч.…» Неправильное понимание перехода от формальной молитвы к неформальной может привести к постепенному оставлению и молитвы, и богослужения. Те формы, к которым пришла Церковь Христова как Тело Христово в течение многих веков, требуют одухотворения, а не изменения. Так же, как органы нашего тела требуют оживления, одухотворения, а не отсечения как изменения внешней формы, если плохо исполняют свое назначение.

А Бог есть Дух, и с помощью Божией на дух, а не на форму должны быть направлены усилия. Нужно молиться, нужно и пастырю, и пастве испрашивать помощи Божией. Яркий пример: отец Иоанн Кронштадтский, отец Алексий Мечев и отец Сергий Мечев…

Еще в 1969 году в частной беседе отец Тихон (Агриков) сказал: «Теперь исповедь должна быть как проповедь, а проповедь – как исповедь». А он как раз исповедью занимался. В то же время отец Сергий Орлов, по поводу размышления двух молодых священников о современной жизни, сказал: «Договорились до того, что про Бога забыли. А Бог есть Дух, а Дух животворит!» Думается, что вот на это и должна быть направлены, прежде всего, исповедь и вообще исполнение правил и уставов Церкви: на дух.

Когда начинают говорить, что то или иное требует замены, нужно задуматься: что нужно менять? Если вопрос о непонятности церковнославянского, то, как говорил отец Александр Ветелев, можно отдельно объяснить некоторые слова, а если речь идет о Таинствах, то нужно помнить: эти Таинства совершали все те, кого мы прославляем – и прежде всего наши Новомученики и Исповедники Российские!

С протоиереем

Валерианом Кречетовым

беседовал Николай Бульчук

Наша справка:

Протоиерей Валериан Кречетов родился в 1937 году. Отец — репрессированный бухгалтер, впоследствии священник Михаил Кречетов, прошел через лагеря в г.Кеми и на Соловках. Окончил Московский лесотехнический институт, работал на Урале. Поступил в Московскую духовную семинарию. Рукоположен 12 января 1969 года, в 1973 году окончил Московскую духовную академию.

13 декабря 2012 года отцу Валериану вручена международная общественная награда Андрея Первозванного «Вера и верность». Премия присуждается за заслуги в укреплении российской государственности, межславянского согласия, союза государств, дружественных России, и в возрождении духовности.

Протоиерей Валериан — настоятель храмов Покрова Божией Матери и Новомучеников и Исповедников Церкви Русской в селе Акулово Одинцовского района Московской области. Многие годы он был старшим духовником Московской епархии. Участник первой встречи духовенства и военнослужащих Военной академии генерального штаба 9 сентября 1992 года.